Они устроились на веранде обветшалой лачуги. Оливия мысленно заглянула в дом. Тесная комната: вдоль стен стоят кровати, посредине стол и несколько стульев. Запах пыли и пота смешался с ароматом горячего хлеба. В духовке – жаркое. На полках расставлены щербатые глиняные горшки, оловянные тарелки и чашки. Наверное, когда семья садится за стол, комната наполняется звяканьем посуды.

Вернувшись на веранду, она присоединилась к группе на снимке. Девять человек – три поколения одной семьи. Как трогательно они обнимают друг друга – щека к щеке, плечо к плечу. Их маленький семейный мирок отважно противостоит суровой жизни. У них нет никого, кроме друг друга.

Оливии тридцать пять. У нее десятилетняя дочь, работа, квартира с телевизором и видеомагнитофоном, компьютер, стиральная и посудомоечная машины. Автомобиль тоже есть. А с помощью старого доброго «Никона» она всегда заработает неплохие деньги.

Но, Боже правый, как она втайне завидует этой семье наемных рабочих!

– Тяжелые были времена, – раздался низкий голос у нее над ухом.

Она подняла голову. Ее босс Отис Турман, нахмурившись, разглядывал фотографию. По мнению экспертов, ее автором могла быть Дороти Лэнг. Музей «Метрополитен» в Нью-Йорке поручил ему реставрировать снимок, и вот теперь Оливия занималась этим ответственным делом.

– Жизнь была гораздо проще, – возразила она.

Он презрительно хмыкнул:

– Ты так думаешь? Я ухожу. Закрой дверь, когда пойдешь домой. – И Отис направился к двери легкой походкой, необычной для семидесятипятилетнего мужчины. Сегодня он был не в духе, но Оливия достаточно хорошо изучила босса за пять лет работы, чтобы не принимать на свой счет перепады его настроения. Отис, неудавшийся Пикассо, не состоялся, как художник и вынужден был заниматься реставрацией. Но надежда на признание не покидала его. После выхода на пенсию он собирался вновь заняться живописью.

Отис с нетерпением ждал этого дня и считал часы и минуты до пенсии. Но не Оливия. «Мы ведь с тобой отличная команда», – возражала она. «Я слишком стар», – отвечал он.

Именно это и поразило ее в семейном портрете наемных рабочих. Старик на фотографии выглядел гораздо дряхлее Отиса, но все еще трудился наравне со всеми.

Теперь все по-другому. Люди рано теряют энергию и силы, и это неудивительно. Они потеряли свои корни.

Оливия всерьез тревожилась за Отиса. Каково ему будет на пенсии? Тоскливо, наверное. И мастерство свое он уже растерял, и картины его вряд ли будут хорошо продаваться.

«Нет, Оливия, ты не права. У него много друзей среди художников и денег достаточно. На пенсии он будет отдыхать в свое удовольствие. А вот тебе придется несладко».

Оливия только-только нашла свою стезю. Реставрация старых фотоснимков – как раз для тех, кто умеет обращаться с фотоаппаратом и обладает художественными способностями. Оливия неожиданно открыла в себе и то и другое. Вся ее предыдущая карьера представляла собой нескончаемую цепь проб и ошибок. Кем она только не работала! Ей довелось побывать официанткой, работать в сфере телемаркетинга, продавать одежду и фотоаппараты (после чего она обнаружила, что ей нравится фотографировать). Потом появилась Тесс. Затем учеба в мастерской профессионального фотографа и работа по контракту с музеем. И вот теперь Отис.

Впервые в жизни Оливия получала удовольствие от работы. Реставрация фотографий давалась ей лучше, чем что-либо другое, и она могла проводить по нескольку часов над поблекшими снимками, погружаясь в неповторимую атмосферу старины. Прошлое казалось Оливии гораздо более романтичным, чем настоящее. Иногда она ловила себя на мысли, что ей хочется жить в том, давно ушедшем мире.

Впрочем, мечты мечтами, но ей нравилось работать у Отиса, и, надо думать, его она тоже устраивала. Ей редко удавалось надолго задержаться на одном месте. В знак благодарности за столь снисходительное отношение она прощала ему приступы хандры и вечное брюзжание, и даже сам он не раз признавал, что она справляется с работой гораздо лучше своих предшественниц.

Кроме того, он испытывал к ней искреннюю симпатию, и доказательство тому – небольшая фотография, висевшая над ее рабочим столом. Он сфотографировал ее на прошлой неделе, когда она появилась в мастерской с неудачной короткой стрижкой. Душный зной вконец ее измучил, и Оливия решила распрощаться с пышной гривой длинных волос, но тут же пожалела о своем решении. Парикмахер перестарался, и пришлось прикрыть дело его рук соломенной шляпой. Но босс заставил Оливию снять головной убор.

Отис, добрая душа, сказал, что короткая стрижка ей очень к лицу, что с ней она помолодела и похорошела, и тут же вызвался запечатлеть на пленку ее в новом облике. Оливия в длинном узком платье и босоножках встала перед камерой, прислонившись к голой бетонной стене. Чувствуя себя беззащитной по другую сторону объектива и стесняясь своих коротких волос, она чуть отвернула лицо и обхватила себя руками за плечи.

Отис направил свет под определенным углом, настроил фокус так, что она превратилась в тоненькую гибкую тростинку. Ее смущение куда-то исчезло, лицо оживилось, сияющие короткие пряди песочного цвета превратились в стильную прическу, выгодно подчеркивая большие карие глаза. Одним словом, ему каким-то чудом удалось сделать из нее красавицу.

Переведя взгляд на другую фотографию, Оливия невольно улыбнулась. Она сфотографировалась вместе с девятилетней Тесс прошлым летом. Мать с дочкой переоделись в костюмы танцовщиц салуна эпохи Дикого Запада. Отису снимок не нравился – он считал его коммерческой безвкусицей, но ведь это костюмированный бал. Они с Тесс собирались и в этом году отправиться на праздник, а еще одну недельку провести на побережье. Но денег теперь значительно убавилось – платить за ребенка ей перестали. Суровая реальность немедленно напомнила о себе.

Джаред Старк предал ее. Она надеялась, что он будет любить ее и ее ребенка или хотя бы оказывать им материальную поддержку. А что он сделал? Взял да и умер.

Зазвонил таймер. Оливия выключила его, отбросив печальные мысли. Тесс – смысл и свет ее жизни. Занятия в школе скоро закончатся. Закрыв баночки с чернилами, Оливия вымыла кисточки и убрала приписываемые Ланг фотоснимки в ящик стола. Захватив бумаги, с которыми надо было поработать дома, Оливия направилась к выходу и столкнулась в дверях с почтальоном.

Личная корреспонденция Отиса и письма, адресованные его мастерской, лежали отдельно. Среди последних Оливия обнаружила объемистый сверток.

Она прочитала обратный адрес, и сердце ее радостно забилось. Знакомый темно-красный логотип на кремовой бумаге, изображающий виноградную гроздь, свесившуюся с бокала, а ниже изящным почерком выведено: «Виноградник и винный завод «Асконсет», Асконсет, Род-Айленд». Нет сомнений – пакет от Натали Сибринг.

Оливия поднесла сверток к лицу и вдохнула сладкий аромат фрезии – изысканный, тонкий, воплощенный вкус и изящество. Она положила сверток на стол рядом с уже отреставрированными фотографиями Сибрингов. И вот новая пачка фотоснимков, вовремя она успела закончить работу.