– Ну, это не обязательно, – театрально изобразил смущение Николай, когда Юрасов вернулся с подношениями. Капитан держал в руке бутылку «Старого Кенигсберга» и пачку печенья с малиновой прослойкой. – Печенье не обязательно, говорю.

– Это я себе к чаю взял, – пояснил Антон.

Вика

Вику считали слегка придурковатой. Всегда. Нет, она не обижалась. Во-первых, уже привыкла, а во-вторых, на правду не обижаются. Для мужчин Вика была «прелесть, какая дурочка», дамы же, наблюдая рядом с ней очередного поклонника, язвительно говорили: «Дурам везет!» В жизни Вике скорее не везло, чем везло. Отец отсутствовал напрочь, мать работала посудомойкой в школьной столовой. И, что совсем плохо, в столовой той школы, где училась Вика. Сначала девочка этим очень гордилась – не каждый мог на перемене сбегать к маме, а она могла. Когда их класс обедал, Вика всем гордо говорила: это моя мама! Она показывала ручонкой в сторону приемки грязной посуды, где стояла женщина в белом халате работника общепита. «Ну и дура!» – сказала Маринка. У Маринки мама работала бухгалтером и с утра до позднего вечера пропадала в офисе. Ее даже на линейку в первый класс привела бабушка. Тогда Маринка назвала Вику дурой из обиды, но оказалась не так уж не права. Позже, когда Вика стала постарше, она узнала, что быть посудомойкой плохо. Ей этого никто не объяснял, она сама все поняла – по интонациям, с которыми взрослые и подражавшие им дети отзывались об этой профессии. Стало понятно плохо скрываемое брезгливое отношение учителей, которое они проявляли к Вике. Она-то думала, что это все из-за ее не слишком смирного поведения и плохого прилежания в учебе. А оказалось… Так мерзко, горько и ужасно больно. Ее словно бы при всех отхлестали по лицу! С этим пониманием весь мир для Вики вдруг перевернулся и из радостно-светлого стал неуютным и колючим. Краснов – еще тот оболтус, разгильдяй, с вечно невыученными уроками, забытыми тетрадями и формой для физкультуры, а вот его Светлана Николаевна любит и ругает как-то по-особенному. Вика не раз слышала, как в очередной раз, отчитывая Краснова, учительница говорила: «У тебя мама с высшим образованием, а ты…», или: «Мне жалко твою маму, такую умницу, с высшим образованием…» Она всегда делала упор на этом словосочетании – «высшее образование». Тогда, в пятом классе, Вика смутно понимала, что такое высшее образование. То есть, что такое образование вообще, она знала, и слово «высшее» тоже было понятным. Даже что такое высшее образование, она догадывалась, а вот почему из-за него такой ажиотаж поднимают, ей было непонятно. «Все профессии нужны, все профессии важны», – учили их в начальных классах, а потом выяснилось, что нужны-то нужны, но не все одинаково уважаемы.

Вика пришла домой и спросила у матери, какое у нее образование, и получила короткий емкий ответ – среднее. «Иди, делай уроки», – сердито добавила она, но девочка не отставала. «Почему?» – последовал невинный детский вопрос. «Потому», – весомо ответила мать, давая ей понять, что разговор закончен. Раиса Александровна, когда-то красивая, рано постаревшая женщина, достала из холодильника мясо, затем стала выбирать овощи для супа. С готовкой можно было повременить – оставались еще борщ и котлеты, которых хватило бы на три дня. Но нужно было отделаться от дочери с ее неудобными расспросами, а для этого ничего другого, кроме жуткой занятости, Раиса Александровна не придумала. «Почистить картошку?» – предложила свою помощь Вика. «Не надо. Я сама. Лучше учи уроки». Вика ушла, как ей было велено, учить уроки. Вернее, сидеть над раскрытым учебником и заниматься чем угодно, только не уроками. Она рисовала на клетчатом тетрадном листе принцесс и не знала, как тяжело сейчас на душе у матери. Она своим вопросом об образовании наступила на ее больную мозоль и даже не заметила этого. Вика не понимала, почему для матери так сложно все рассказать, а не ограничиваться многозначительным «потому», словно она маленькая и объяснять ей еще рано. Если бы она знала, какая горькая судьба стоит за этим «потому», сколько разочарований пришлось пережить ее матери, то больше не приставала бы к ней, но мать ничего не говорила, а сама Вика догадаться не могла.

Раечка Грановская – дочь директора целлюлозно-бумажного комбината и заведующей центральной городской библиотеки. Ей, отличнице и красавице из прекрасной интеллигентной семьи, все пророчили большое будущее. Волнистые каштановые волосы, черты лица утонченные, резкие, но красивые. Киноактрисы с такой внешностью обычно играют роковых красавиц с трагической судьбой. Они не могут играть мягких, домашних женщин. Такие и в фартуке с рюшами выглядят царственными тигрицами или жестокими стервами. Никто и не ожидал от Грановской, что после школы она выйдет замуж и осядет дома. Она готовилась к поступлению в университет, на факультет иностранных языков. Любые учебники, репетиторы – Грановские ничего не жалели для дочери. Раиса не сомневалась в своих силах, она уже представляла себя в загранкомандировках в роли переводчицы. У нее обязательно появятся цветастые жакеты и туфли с открытой пяткой, большие, на пол-лица, очки в белой оправе и клетчатая юбка в складку, как она видела в одном американском фильме. Но поступить в первый год Раечке не удалось. На второй – тоже. Потом у нее опустились руки, завелись женихи и любовь, как лекарство от скуки.

Викин будущий отец был парнем красивым, статным, престижным. Он доучивался на последнем курсе политехнического института и подрабатывал на стройке. Впереди маячило место в конструкторском бюро с хорошими перспективами и приличным окладом. В общем, парень был видный. Он даже предложил – надо им пожениться. Свадьба не состоялась – жених как-то не так себя повел, не то сказал, не подал вовремя руку, как требовали правила этикета, чем вызвал у «девочки из хорошей семьи» недоумение. «Я не хочу выходить замуж за плохо воспитанного человека», – с пафосом сказала Раиса. Далее, по ее идее, должны были последовать извинения и обещания исправиться, но Викин отец был мужчиной гордым. По два раза он руку свою не предлагал. «На нет и суда нет», – сказал он и откланялся. О том, что скоро появится Вика, он не знал. Впрочем, Рая тоже ничего еще не знала. Когда ее скорое материнство стало заметно всем, она продолжала держаться царевной. «Если любит – вернется, я за ним не побегу!» – заявила она. Наличие заботливых родителей гарантировало достаток с дитем на руках и без мужа. Имея крепкий тыл, легко изображать гордую барышню. Грановские не одобряли поведение дочери, но укорять ее не стали. Ее жизнь, ей и решать, рассудили они.

Раису словно кто-то сглазил. Черная полоса началась с того дня, когда она провалилась на вступительном экзамене по русскому языку. И ведь ошибка была глупейшей. Она написала слово «шел» через «о». А потом из-за волнения еще в двух словах допустила непростительные ошибки. Да никогда в жизни она не писала «прекрасный» с двумя «с»! И то, что «незваный» пишется слитно, Рая тоже отлично знала, а вот написала почему-то раздельно. Преподавательница, читавшая ее работу, смерила ее недобрым взглядом, подозрительно посмотрела на пятерку за сочинение в экзаменационном листе и влепила рядом «неуд» за русский устный. Вызубренные Раисой правила она и слушать не стала – зачем, если и так ясно, что сочинение списано? Подруги ее все поступили, кто куда. Их закружила веселая студенческая жизнь, в которой Раиса чувствовала себя чужой. Дружба их потихоньку таяла. Рае было стыдно, что она не сумела поступить. Даже некоторые безнадежные троечники из ее класса пополнили собою стройные ряды студентов, а она осталась неприкаянной. Самолюбие заставляло ее ограничить встречи с приятельницами и не выходить в свет, пока не настанет момент, когда можно будет в компании непринужденно поддерживать беседу об учебе и прочих студенческих делах, а не отмалчиваться, сидя в сторонке.