– Ты пыталась за них молиться? – спросила Грейс.

– Я молилась, чтобы они получили по заслугам.

– Тоже неплохо, – ухмыльнулась Грейс.

Порыв ветра швырнул заряд дождя в окно, и мачты на фоне сизого неба закачались сильнее.

Чуть погодя Грейс поднялась со словами:

– Пойду постелю тебе в гостевой комнате. И не вздумай отнекиваться! Боб сегодня ночует в Далласе, а мне не помешает компания. Я слишком стара, чтобы оставаться ненастными ночами в одиночестве. Если ты не устала, можем взять зонтики и прогуляться до паба, поесть ухи.

Джейн знала, что возражать бесполезно, поэтому лишь кивнула и проводила Грейс взглядом. Когда та вышла, Джейн вновь отвернулась к окну, за которым бушевала непогода.

Она была уверена, что дождь когда-нибудь закончится. Что наступившая весна принесет с собой свежий ветер, который разгонит тучи. Что летнее солнце выглянет вновь и опять раскрасит мир в яркие цвета. Она знала это так же непреложно, как любой другой факт. У нее просто не было сил в это верить.

Из машины сзади требовательно загудели.

Джейн включила передачу и въехала на паром. В очереди машин она была первой, перед ней ехала группа промокших до нитки велосипедистов в желтых дождевиках, ежедневно добирающихся таким образом до работы. Вид у них был жалкий, однако они решительно оставили свои велосипеды и гуськом потянулись в кафе мимо ее машины на пассажирской палубе, громко цокая по металлическим ступенькам трапа велоботинками. Подошедший бородатый матрос закрепил колодками колеса машины Джейн. Краешки его губ дрогнули было в зарождающейся улыбке, но улыбка умерла, так и не родившись, при виде безнадежного выражения на ее лице.

Паром отчалил от пристани и начал набирать ход. Джейн сидела в машине и смотрела, как темные тучи ползут над бухтой Эллиотт. Палуба содрогалась в такт реву мощных двигателей, так что картонный ароматизатор в виде сосенки, подвешенный к зеркалу заднего вида, раскачивался на своей веревочке. Джейн проводила взглядом чайку, кувыркавшуюся в воздушном потоке над носом парома. Она давно не была в городе. Слишком давно. Если бы она отправилась на поиски дочери, предложила бы ей помощь, возможно, Мелоди была бы жива. Будь сейчас рядом Грейс, она напомнила бы Джейн, что та сделала все, что в ее силах, – все, что вообще в человеческих силах, – пять раз устраивала дочь в реабилитационные центры и всячески поддерживала, пока не пришло время отпустить ее с любовью.

Джейн вспомнились слова консультанта из последнего реабилитационного центра: «Вы можете бросить дочери веревку, но карабкаться ей все равно придется самой». И уж что-что, а веревку она Мелоди бросила, разве нет? Она предложила забрать дочь домой, с одним лишь железным условием: никакой выпивки и наркотиков. Но Мелоди отказалась от ее предложения и вновь отправилась на поиски сомнительных удовольствий, которым предавалась двадцать четыре часа в сутки, кочуя от одних приятелей к другим.

Паром загудел, и Джейн, вздрогнув, очнулась от своих мыслей. Она включила «дворники», чтобы стереть со стекла морось, занесенную на палубу ветром, и стала смотреть, как из молочно-белого тумана начинают выступать очертания Сиэтла. Когда-то в юности она жила в этом городе. Училась в Вашингтонском университете, собиралась получать степень бакалавра по феминологии. А потом познакомилась с Брюсом и влюбилась в него по уши, как ей тогда казалось. Брюс помахал ручкой, когда она была на пятом месяце беременности, предоставив готовиться к появлению младенца в одиночку. История старая как мир. Остров Бейнбридж тогда показался Джейн идеальным местом, чтобы растить Мелоди, – маленький тихий городок с отличными школами. И какое-то время так оно и было. Но похоже, ни одно место не застраховано от подросткового алкоголизма и наркомании, в особенности если у тебя врожденная к ним предрасположенность. Злоупотребление спиртным было бичом семьи Джейн. И она подозревала, что семьи отца Мелоди тоже.

Паром пристал к берегу, велосипедисты оседлали своих железных коней и выкатили под дождь. Джейн съехала с парома следом за ними и направилась через город к Кэпитол-Хилл.

Проезжая знакомые места, она гадала, успела ли их открыть для себя ее дочь. Быть может, Мелоди даже почувствовала незримое присутствие матери в старом кафе, ее призрак, склоненный над учебниками. А может, дочь видела следы ее пальцев на пыльных полках местного книжного магазинчика, который ни капли не изменился с рождения Мелоди, и, похоже, пыль там в последний раз вытирали примерно тогда же. Или их взгляды встретились над двадцатилетним слоем воска на барной стойке в «Стимпайп лаундж», где в пятницу вечером симпатичная девчонка всегда могла пропустить стаканчик-другой горячительного, если, конечно, у нее имелось при себе липовое удостоверение личности. Господи, до чего же я была молодая и глупая, подумала Джейн. Впрочем, нельзя не признать, что это было весело.

Подъехав к обшарпанной многоэтажке, Джейн на всякий случай перепроверила адрес. Это было старое промышленное здание, давным-давно переделанное в жилой дом. Но, несмотря на облупившуюся штукатурку и просевшую крышу, номер дома был написан на асфальте свежей краской. Значит, вот где жила ее дочь. И где она умерла.

Дождь превратился в морось, и Джейн какое-то время сидела в машине, глядя в залитое водой окно. Ее взгляд скользнул по внешней лестнице к красной двери третьего этажа, в которую всего десять дней назад в последний раз вошла ее девочка. Догадывалась ли она об этом? Остановилась ли, чтобы в последний раз полюбоваться видом на город? Выглянуло ли сквозь тучи солнышко, чтобы порадовать ее прощальным закатом? Терзали ли ее сомнения? Или Мелоди слишком спешила получить свою дозу и не думала ни о чем, кроме желанного забвения? Джейн не была уверена, что хочет это знать.

Никогда еще подъем по лестнице не был для нее таким мучительным.

Она постучала в дверь и стала ждать.

Потом постучала еще раз.

– Сколько можно барабанить! – рявкнул из-за двери женский голос. – Иду я уже, иду!

Один за другим щелкнули несколько замков, и дверь приоткрылась на цепочке ровно настолько, чтобы Джейн смогла разглядеть за ней бледное женское лицо.

– Я ведь уже сказала по телефону, что на порог не пущу никакую инспекцию, – буркнула бледная девица. – И вообще, я с декабря не видела ребенка – по милости этого козла, его папаши.

– Прошу прощения, – произнесла Джейн. – По-моему, вы меня с кем-то спутали.

Девица пригляделась повнимательнее и выругалась:

– Черт! Вы же мама Мелоди. Прошу прощения.

– Я решила наконец-то заехать за ее вещами.

Девица оглянулась через плечо на квартиру. Когда она повернулась обратно, Джейн решила, что та сейчас снимет цепочку и пригласит ее войти, но ошиблась.

– Подождите здесь, – бросила девица. – Я сейчас все соберу. Минуту. – С этими словами она захлопнула дверь и снова заперла ее.

Джейн стояла на лестнице и ждала. Глядя на улицу внизу, она думала о том, какой дорогой пришла сюда в тот день ее дочь и откуда. Район напоминал ей места, в которых жила она сама, когда в свои семнадцать уехала из дому и стала жить самостоятельно. Помойный кот рылся в содержимом перевернутого мусорного бачка; какой-то парнишка гонял по переулку мячик, ловко огибая лужи; мимо медленно проползла машина с темными тонированными стеклами, из-за которых грохотала музыка. В открытом окне квартиры напротив громко переругивалась парочка.