Я, как и многие, помнил бесконечные войны и казни при прежнем правителе. Короли Дарте́лии приходили и уходили, но одно оставалось неизменным – страна угасала, их стараниями она пришла в упадок. Однако пять лет назад, после кончины очередного кровавого тирана, на трон взошел молодой наследник – Ба́рдоулф. Народ не ждал ничего хорошего от шестнадцатилетнего юноши, даже несмотря на признание его правления Богами. Но с каждым годом он доказывал свои способности в ведении переговоров, восстанавливая по крупицам руины, доставшиеся ему в наследство. И все равно некоторые высказывали недовольство.

Я поспешил пройти через толпу зевак. Мне не было дела ни до короля, ни до политики, ни до религии. Моя жизнь сводилась к одному – нужно работать. Работа – это деньги, а деньги – это жизнь. Пусть о возвышенном рассуждают те, кому нечего делать. Меня же ждет обычная и потому безопасная рутина.

Я выбрался на более узкие и пустынные улочки. Обычно здесь редко можно было встретить людей, но мне сегодня не везло. Возле небольшой лавочки громко спорили юноша и старик. Они так распалились, что даже не заметили моего присутствия.

– Ты с меня 120 да́ртов хочешь содрать за клочок бумаги?! – Старик тряс в воздухе кулаком. – Я же не письмо написать прошу!

– Так смотри, тут даже не на нашем языке написано. Это еще дороже, нужно сначала разобрать символы, сверить их. А тут слов разных много. Смотри сколько написано! – Парень упрямо выпятил острый подбородок и, расправив письмо, указал на закорючки.

Я невольно пригляделся к словам, на которые показывал писарь. Что это был именно он, не составило труда догадаться по изображению пера и чернильницы на вывеске. Да, стиль написания выглядел старым, но при этом точно дартелийским. Парень явно врал, как и насчет того, что в письме было «много разных слов». Даже с такого расстояния я заметил, что слова повторяются. Старика нагло обдирали.

– Не хочешь платить – так не надо, иди и ищи другое место.

Видно, что мужчина хотел что-то возразить, но лишь покачал головой. Он переставил свою трость поудобнее и полез в карман. Мне стало жалко этого несчастного. Скорее всего, его так облапошат еще не один раз. Поддавшись секундному порыву, я ускорил шаг и якобы случайно задел его, постаравшись сделать это несильно, но все равно от толчка старик качнулся вперед и выронил трость.

– Простите меня, совсем не смотрю куда иду. – Натянуто улыбнувшись, я нагнулся за упавшей тростью.

Подобрав ее, я подошел вплотную к старику и понизил голос до шепота, надеясь, что у писаря не очень острый слух:

– Он вас обманывает, письмо не стоит таких денег. – И уже громче добавил: – Извините еще раз.

Старик удивленно смотрел на меня, не говоря ни слова. Я быстро развернулся, стремясь скорее уйти. Возможно, он даже не поверил мне, посчитав, будто перед ним просто очередной увалень, который чуть не опрокинул беднягу на землю. Запоздало пришла мысль о том, что мой поступок был немного опрометчивым, но я отмахнулся от нее. Вряд ли старик запомнил меня – а если и так, то найти точно не сможет.

– Ты – бестолочь! Опять отдал хлеб этой мелюзге! Ни на что не годен! Весь в своего папашу, бесхребетный, да еще и ущербный, тьфу! – Грузная женщина сплюнула под ноги и скрылась в подсобке.

Я сидел на крыльце небольшой лавочки, которую содержала семья тети Аннин. Здесь и была моя однообразная тяжелая работа. За нее мне немного платили и отдавали подгоревший хлеб. Ничего сложного, но я частенько подкармливал беспризорную малышню испорченной выпечкой, за что и получал нагоняи. Когда тетя это замечала, то любила припомнить и моего отца, и, конечно же, меня, который пошел «в этого неудачника». Ее ничуть не смущало то, что я плохо его помнил и не знал, как он умер на самом деле. Некоторые говорили, будто его казнили за то, что он скрывал преступника, другие же утверждали: его нашли в сточной канаве. Вариантов было много, но правды так никто и не узнал. Мама молчала и лишь злилась. А когда я захотел порадовать ее и стал читать одну из отцовских книг, то она впервые меня ударила. На следующий же день мать сожгла все его книги и записи, запретив даже вспоминать о том, что я умею читать. Тогда мне удалось спасти только несколько книг, включая и его собственную. Отец перед отъездом оставил ее именно мне, говоря, что две одинаковые книги станут нашим мостом через расстояние и время. Потом мы переехали из нашего уютного и вкусно пахнущего травами домика на окраину шумного и многолюдного центра Дартелии. Вот так одним днем была перечеркнута прежняя семья, и по желанию моей матери мы стали обычными, смешавшись с разношерстной толпой. Она выкинула все свои травы, а мои кошмары и тягу к книгам назвала постыдным отклонением.

Для всех остальных я был бедным больным ребенком, который порой вел себя очень странно. Последствием такого выбора стало скорое появление еще одного человека в нашей жизни – отчима. Все было терпимо и даже хорошо, пока я не подрос и не стал походить на отца. Об этом мне каждый раз напоминала тетя: «Ты просто его копия, такой же непробиваемый, хорошо еще, что в книжонки не утыкаешься». После этого мама стала смотреть на меня более настороженно.

Под их косыми взглядами я рос замкнутым. Мне было сложно подружиться с другими детьми, и я предпочитал быть один. И, конечно, больше всего на свете мне нравилось читать, хотя приходилось тщательно это скрывать. С годами мало что изменилось, мне так же трудно было найти общий язык с ровесниками. Единственные, кто тянулся ко мне везде и всюду, были дети. Они приходили в восторг, когда я им втайне от всех рассказывал сказки и иногда подкидывал негодный хлеб. Круг замкнулся.

– Хватит балду пинать, – тяжелая фигура тети появилась в дверном проеме, – возьми вон те мешки и отнеси их в таверну, да пошевеливайся.

Я вздохнул и покосился на очередные неподъемные баулы. Тетя Аннин нетерпеливо ждала, сложив руки на груди. Примерившись к мешкам, я поочередно закинул их за спину. Казалось, еще немного – и мой позвоночник просто сломается под их тяжестью.

– Ничего, вон какой лось вымахал, а морщишься, словно старый осел, – сказала она, наблюдая за мной. – Отнесешь и можешь домой валить.

Идти было не так уж и далеко, но под солнцем, которое накалило уже все вокруг, эта дорога казалась путем на посмертный костер.

Таверна встретила меня приятной прохладой и запахом дубовых бочек. Для посетителей было еще рано, и только за одним столом я заметил кучку завсегдатаев. Владелец – невысокий и улыбчивый мужчина, – увидев меня, приветливо махнул рукой. Только сняв с себя мешки, я понял, что промок от пота до нитки и сейчас продал бы что угодно за глоток воды. Хозяин открыл мешки и, проверив содержимое, довольно хмыкнул.

– Как всегда, отлично, – он окинул меня взглядом и улыбнулся еще шире, – Ми́ха, налей парню прохладной водички. А ты, Этан, сядь, передохни.