Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Оруженосец смутился, но ответил:
– Чрезвычайно, ваше величество.
– Вот и хорошо, – сказал Король. – Если – даст Бог – всё сложится благополучно, женитесь на ней, и полкоролевства в придачу, как полагается. Обещаю.
– Ваше величество, – просиял Оруженосец, – не ради…
– Полноте, – остановил Король. – Я вам верю.
Оруженосец опустился на одно колено и облобызал королевскую руку.
Когда Король зашёл обратно в подвал, Оруженосец ещё долго и старательно отряхивал с колена грязь.
Прощались без лишних слов. Король положил в карман шинели перочинный ножик, подлатал проволокой рваные сапоги и собрал в вещмешок скудный скарб: половину бублика, флягу с водой, оловянную ложку. Принцесса тихонько плакала, Королева сдерживалась.
Король обнял их и сказал:
– Я скоро пришлю за вами… карету.
Пожав руку Оруженосцу, он побрёл сквозь коричневую грязь.
Королева с Принцессой долго смотрели вслед. Оруженосец морщился в платок.
– Вы плачете, дорогуша? – спросила Королева.
– Нет, что вы, – ответил Оруженосец. – Просто запахи у вас, извините…
– Маслобойня, – вздохнула Королева.
– Запахи – это ерунда, – сказала Принцесса. – К запахам мы давно привыкли. А вот стоны…
Электричка медленно ползла по поросшему редкими кустами пространству. В полупустом вагоне сидел Король. Ему было холодно. Достав из кармана засохший кусок хлеба, он стал отщипывать по крошке и класть в рот.
Электричка остановилась. Король обеспокоенно выглянул в окно, увидел унылую промозглую равнину, некое подобие платформы и полосатый верстовой столбик с отметкой «37». Распахнулась дверь, и в вагон вошёл контролёр в галифе и хромовых сапогах, его сопровождали два вышибалы, тоже в галифе, и две овчарки в жестоких ошейниках. Безбилетный Король встал и попятился к противоположному выходу.
– Стоять! – рявкнул контролёр. – Лицом и стене!
Король вздрогнул и остановился, но лицом к стене не встал. Контролёр и вышибалы с собаками приблизились.
– Ваш билет! – потребовал контролёр.
Король промолчал.
– Документы! – потребовал контролёр.
Король, крепко сжимая одной рукой недоеденный хлеб, другой рукой нашарил в кармане пустой старый бумажник и протянул контролёру.
– Бомж? – спросил тот.
В бумажнике не было ничего, кроме вырезанной из газеты фотографии.
– Что это? – спросил контролёр.
– Семья, – ответил Король. – Королевская.
– Монархист! – обрадовался контролёр и подал знак вышибалам: – В машину!
Вышибалы подхватили Короля и, наспех обыскав, вывели из электрички.
Оказавшись в машине с маленьким зарешёченным окошком, Король разжал руку: в ладони остались мелкие крошки. Шесть пар голодных глаз смотрели в руку Королю из полутьмы: шестеро таких же оборванных и небритых сидели рядом, согнувшись в три погибели. Король протянул руку товарищам по несчастью, и те разом набросились на неё.
– Что всё это значит? – спросил Король, зализывая прокушенную ладонь.
– Это? – подал слабый голос один из шестерых. – Это переворот.
– Какой переворот? – спросил Король.
– Восемнадцатый, – ответил тот же голос.
– Девятнадцатый, – поправил другой.
– Разве? – равнодушно удивился первый.
– Да, девятнадцатый. Считать-то я ещё не разучился.
– Энта смотря с какого моменту начинать исчисление, – встрял в разговор ещё один, самый старый. – По моим нескромным подсчётам, так вообче девяносто четьвёртай.
Машина тем временем затормозила.
Над дверью барака висела надпись: «Пункт приёма». Вышибалы вывели семерых из машины и передали выскочившим из дверей солдатам. В окошке рядом с дверью стоял, сложив руки на груди, дежурный приёмщик. Контролёр подошёл к нему и тихо о чём-то переговорил. Дежурный пересчитал вновь прибывших по головам, и их увели в барак.
Закурив, дежурный вынул из своего фартука семь денежных пачек и протянул их контролёру. Тот пересчитал полученное, одну пачку сунул в фартук приёмщику, несколько положил в карман и дал по пачке вышибалам. Последнюю пачку он кинул собакам.
В огромной казарме поддерживалась тишина. Перед столиками толпились группы раздетых мужчин, охраняемые вооружёнными солдатами. За каждым столиком сидели военврач и сестра его милосердия. Сержанты поочерёдно выталкивали по одному раздетому вперёд.
– Профессия? – спрашивал военврач, не поднимая головы от бумаг.
– Э… по торговле мы… – отвечал очередной раздетый.
Сестра милосердия ощупывала его профессиональным взглядом и ставила диагноз:
– Годен.
– Направо, – приказывал военврач сержанту.
Сержант уводил раздетого направо и выталкивал из толпы следующего.
– Профессия? – вопрошал военврач.
– Писатель, – отвечал следующий, – детский писатель.
– Писатель… – задумался военврач. – Почерк хороший?
– Да, – поспешно заявил допрашиваемый, но потом добавил: – Только… не очень разборчивый.
– Не годен, – резюмировала сестра.
– Налево, – командовал военврач.
– Я на машинке могу! – испуганно говорил раздетый, когда сержант брал его за плечи.
– На машинке любая дура может, – замечала сестра милосердия.
Следующим сержант выудил Короля.
– Профессия? – спросил военврач.
– Король, – ответил Король.
– Громче отвечаем! – прикрикнул военврач. – Профессия?
– Король, – повторил Король.
– Как? – переспросил военврач, замешкался и зарылся в личном деле.
Сестра милосердия смерила Короля немилосердным взглядом, потом стала толкать военврача локтем в бок и что-то прошептала ему на ухо. Переглянувшись с сержантом, военврач снял трубку служебного телефона.
Стены кабинета были обиты звукоизоляционным материалом; окон не было и в помине. Майор напряжённо вслушивался в телефонную трубку и кивал головой. Рядом за столом сидела делопроизводительница, тихо курила и глядела на майора. Военврач то и дело собирал в кулак обильный пот и подобострастно поглядывал на телефон. Чуть поодаль, у стены, стоял всё ещё не одетый Король в сопровождении сержанта.
– Так точно, ваше превосходство, – сказал майор в трубку, – самый настоящий. – Он в сотый раз заглянул в лежавшее на столе личное дело – тонкая бумажная папка с одной лишь фотографией королевской семьи. – Никак нет, ваше превосходство, не самозванец… Так точно… Никак нет… Голый, ваше превосходство, один крест на нём.