Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Совершенно верно. Это дело семейное.
– А что можете сказать о трудовой деятельности Мии?
– Простите? – Судья вскидывает брови, на лбу появляются поперечные морщинки, и он принимается тереть их пальцами, чтобы избавиться, как от неуместных докучливых обстоятельств.
– Как у нее с работой? Есть ли нарекания? Случались ли прогулы раньше? Например, сказывалась она больной, будучи здоровой?
– Понятия не имею. Она работает. Получает жалованье. Сама себя обеспечивает. Вопросы я не задавал.
– Миссис Деннет?
– Она любит свою работу. Просто любит. Она всегда мечтала преподавать.
Мия учитель рисования в старших классах. Быстро делаю пометку в блокноте.
Разумеется, судья желает знать, может ли это быть важным.
– Все возможно, – отвечаю я.
– И по какой причине?
– Ваша честь, я лишь пытаюсь понять, какой человек ваша дочь. Разобраться в ее характере. Вот и все.
Миссис Деннет готова разрыдаться. Огромные голубые глаза краснеют, становятся влажными, она трогательно пытается смахнуть первые слезинки.
– Вы думаете, с Мией что-то случилось?
«А разве вы не по этой причине меня сюда вызвали? Вы сами поняли: с ней что-то неладно».
– Полагаю, нам лучше действовать и молиться, чтобы позже выяснилось, что это всего лишь недоразумение. Надеюсь, с ней все в порядке, но я не имею права оставить это дело, даже не занявшись им. Я не прощу себе, если, не дай бог, окажется, что проблемы все же были. Скажите, как долго Мия живет отдельно?
– Семь лет и тридцать дней, – мгновенно отвечает миссис Деннет.
– Вы считаете? – Я шокирован. – Считаете даже дни?
– Ей тогда только исполнилось восемнадцать. Она с нетерпением ждала, когда съедет отсюда.
Неудивительно. Мне самому не терпится убраться из этого дома.
– Где она живет сейчас?
– У нее квартира в городе, – отзывается судья. – Недалеко от Кларк и Эдисон.
Я заядлый фанат «Чикаго кабз», и мне этот факт кажется любопытным. Стоит услышать «Кларк и Эдисон», и у меня тут же ушки на макушке, как у голодного щенка.
– Ригливиль. Хорошее место. Спокойное.
– Я дам вам адрес, – предлагает миссис Деннет.
– Необходимо все проверить, если вы не возражаете. Возможно, в доме разбиты окна или имеют место другие следы незаконного проникновения.
Голос Евы дрожит, но она спрашивает:
– Думаете, кто-то мог забраться в квартиру Мии?
– Я должен все проверить, миссис Деннет, – стараюсь ее успокоить. – В доме есть консьерж?
– Нет.
– Охрана? Камеры?
– Откуда нам знать, – не выдерживает судья.
– Вы не бываете в гостях у дочери?! – восклицаю я, прежде чем успеваю себя остановить, и замолкаю, все же надеясь дождаться ответа, которого так и не последовало.
Застегиваю молнию на ее куртке, надеваю на голову капюшон, и мы вместе выходим на улицу, туда, где бушует бескомпромиссный чикагский ветер.
– Нам надо спешить, – говорю я, и она кивает, хотя не спрашивает почему.
На пути к внедорожнику Джеймса, оставленному в полусотне футов от дома, ветер едва не сбивает нас с ног. Поддерживая ее под локоть, я думаю лишь о том, что, стоит одной из нас упасть, как мы рухнем вместе. За четыре дня, прошедшие с Рождества, стоянка покрылась льдом. Я готова сделать все, чтобы защитить ее от ветра и холода, я обнимаю ее за талию и прижимаю к себе, хотя понимаю, что мне, гораздо более хрупкой, чем она, не справиться с этой задачей.
– На следующей неделе мы вернемся, – говорю я в спину Мии и карабкаюсь на пассажирское сиденье.
Неожиданно громко хлопают двери, щелчки ремней безопасности оглушают, радио разрывается, двигатель работает в этот горький день словно на пределе возможностей. Мия вздрагивает, и я прошу Джеймса выключить радио. Мия устраивается сзади и смотрит в окно. Нас окружили три машины, похожие на хищных акул, следующих за вожделенной добычей. Один из водителей поднимает и направляет на нас камеру. Раздается характерный звук.
– Черт, скажите на милость, где эти копы, когда они так нужны? – спрашивает Джеймс, впрочем не обращаясь ни к кому конкретно.
Сбоку опять мелькает вспышка фотоаппарата, и Мия наклоняется, закрыв уши руками, словно оберегая себя от страшного звука. Треск затворов фотоаппаратов следует один за другим. Трубы машин выбрасывают в серый воздух сизые клубы дыма.
Мия поднимает на меня глаза, понимая, что я обращаюсь к ней.
– Ты слышишь, Мия? – спрашиваю я, стараясь говорить ласково.
Она мотает головой, и мне кажется, я вижу, как роятся в ее голове мысли: «Хлоя. Меня зовут Хлоя».
Ее голубые глаза вглядываются в мои, красные и опухшие. Теперь, после возвращения Мии, они всегда такие. Впрочем, присутствие Джеймса подсказывает мне, что необходимо сохранять спокойствие. Изо всех сил стараюсь понять смысл происходящего, зафиксировать на лице улыбку, почти искреннюю, потому что в голове крутится одна фраза: «Как я счастлива, что ты дома».
Отодвигаюсь в сторону, чтобы обеспечить больше свободного пространства дочери, не вполне понимая, сколько ей нужно, не хочу нарушать границы. Ее недуг уловим в каждом жесте, выражении лица, в том, как она стоит, в ее облике больше нет уверенности, присущей той Мии, которую я знала. Я понимаю: с ней случилось что-то страшное.
Интересно, понимает ли она, что пережила я?
Мия отворачивается.
– На следующей неделе у нас прием у доктора Родос. – Она кивает вместо ответа. – Во вторник.
– В котором часу? – спрашивает Джеймс.
– В час.
Одной рукой он берет свой смартфон, листает и сообщает, что мне придется одной сопровождать Мию. Объясняет, что в это время у него суд. Утверждает, что я, несомненно, справлюсь с этой задачей. Я соглашаюсь, но, наклонившись вперед, шепчу ему на ухо:
– Ты сейчас ей необходим. Ты ведь отец.
Я напоминаю Джеймсу о том, как мы договорились действовать, что он давал слово. Он морщится и обещает что-то придумать, но сомнения тяжкими думами оседают в моей голове. Джеймс уверен, что плотный график работы освобождает его от обязанностей перед семьей даже в такие кризисные моменты, как этот.
Рядом со мной на заднем сиденье Мия смотрит в окно, наблюдая, как мы мчимся из города по шоссе Ай-94. Сейчас половина четвертого, пятница. Новогодние выходные, и движение весьма интенсивное. Впереди затор, мы движемся как черепахи, не более тридцати миль в час по автомагистрали. У Джеймса не хватает терпения. Он напряженно вглядывается в зеркало заднего вида, ожидая появления папарацци.