Но Гарри был слишком деликатен, чтобы сказать об этом прямо, и чувствовал, что герцог уже недоволен настойчивостью Долли, желавшей заставить его заплатить за драгоценности гораздо больше, чем того требовали приличия и сложившиеся между ними взаимоотношения.

— Колесо истории невозможно повернуть вспять. Бак, — сказал ему Гарри, — вот увидишь, когда в стране все утрясется после войны, ты найдешь интересное для тебя дело.

— Уже шесть лет, как война окончилась, — ответил герцог, — а вокруг все еще царит хаос.

— А иначе и не может быть, — сказал Гарри. — Миллион мужчин убито, и слишком многие лишились работы. Наши фабрики устарели, а без зарубежных заказов, которые восстановили бы производство, хорошие времена наступят еще не скоро.

— Я устал от политики, — недовольно произнес герцог.

Он был настроен скептически, потому что политики не желали прислушиваться к нему, и оказался не у дел во время восстановления страны.

Чтобы сменить разговор, Гарри заметил:

— Мне интересно увидеть, что происходит в Турции. Я всегда думал, что одно дело — отделаться от султана, но совсем другое — изменить всю систему управления.

Герцог знал, что Гарри прав.

Мустафа Кемаль, военный гений, пытавшийся создать Республику Турция, понимал, что султанат не имеет будущего, но будет трудно заменить его чем-то новым.

Холодным ноябрьским днем султан со своими евнухами, личными слугами и драгоценностями, уложенными в тяжелые чемоданы, выскользнул из Иилдиз Киоска и взошел на борт военного британского корабля, который доставил его на Мальту.

Но султан не увез с собой всех проблем Турции, и в конституцию этой страны предстояло внести еще много коренных изменений, помимо устранения султанского правления.

Гарри очень хотелось бы поговорить об этом с герцогом, но тот мрачно молчал, откинувшись в своем кресле, и Гарри решил, что будет разумнее поговорить о чем-нибудь другом.

— Да, кстати»— сказал он, — капитан предупредил меня, что если в каком-либо порту мы намерены сойти на берег, то должны быть осторожны с едой. Я понял так, что нам вообще разумнее всего питаться на яхте.

— Я и не собираюсь поступать иначе! — буркнул герцог. — Если Долли думает, что я буду таскаться за ней по этим лабиринтам базаров в поисках драгоценностей, в существовании которых здесь я сильно сомневаюсь, то она ошибается!

— Она будет разочарована, — сказал с улыбкой Гарри.

Ему показалось, что герцог с безразличием пожал плечами, и подумал, что жадность Долли берет верх над трезвой дальновидностью.

Гарри подумал было, а не предупредить ли ее, но потом решил, что это не его забота.

Он был свидетелем многих романов герцога, и все они рано или поздно заканчивались: одна женщина в его жизни сменялась другой.

Мысли о ней словно заставили Долли, как джинна, вызванного своим господином, ворваться в салон.

Она выглядела очень привлекательной в дорогой меховой шубе, подаренной герцогом, в маленькой шляпке из того же меха, из-под которой, как тогда было модно, выбивались с боков ее пушистые белокурые волосы.

Губы Долли были соблазнительно малиновыми, ее кожа — ослепительно белой с легким румянцем, а голубые глаза, казалось, впитали в себя бирюзу склонившегося над палубой неба.

— Бак! — воскликнула она, впорхнув к нему, подобно свежему бризу, проносившемуся над Турцией со снежных равнин России. — Я ждала тебя наверху! Пойдем полюбуемся на город! Какое очаровательное зрелище!

В свете была распространена возвышенно-экзальтированная манера разговора, а Долли была модницей во всем.

— Там слишком холодно! — ответил герцог. — Не понимаю, почему мы не остались в Монте-Карло, там по крайней мере теплее.

— Но не так прекрасно, как здесь! — сказала Долли. — Во всяком случае, теперь мы сможем посетить дворец султана и даже увидеть его гарем!

Коротко рассмеявшись, она опустилась на подлокотник кресла, в котором сидел герцог, и сказала:

— Тебе, конечно, будет жаль, что там нет теперь пленительных хбури, но ведь интересно же посмотреть место, где они когда-то обитали. Хотела бы я знать секрет их привлекательности!

— На этот вопрос нетрудно ответить, — рассмеялся Гарри.

— Не думаю, — сказала Долли. — Джордж читал книги о Константинополе и говорил, что каждая новенькая, прибывающая в гарем, должна была пройти так называемую «школу любви», прежде чем быть представленной султану. Хотела бы я знать, что они там постигали.

— Сомневаюсь, что тебе бы это очень понравилось, — холодно сказал герцог. — Между прочим, в наказание за нерадивое обучение тебе могли привязать свинец к ногам и бросить в Босфор. Для этого содержали специальных слуг.

— Не собираешься ли ты поступить со мной точно так же, когда я надоем тебе? — спросила Долли. — Поскольку я не умею плавать, тебе не обязательно привязывать груз к моим ногам, Достаточно столкнуть меня за борт!

Говоря это, она, кажется, ждала от герцога бурных протестов и уверений, что ей ничего такого не грозит. Но вместо этого он сказал:

— Это довольно неплохой способ освободиться от вещей, которые больше не нужны в плавании!

— Ты сегодня ужасно противный, — запротестовала Долли, — и я не хочу больше тратить время на разговоры.

Лучше любоваться минаретами и куполами, и если ты не будешь рассказывать мне, каким мечетям они принадлежат, то я найду кого-нибудь, кто поможет мне в этом!

Она вновь не добилась желаемой реакции герцога, который опять уклонился от приманки. Он только сказал:

— Попроси об этом капитана. Он хорошо знает здешние края, и вообще он — кладезь информации.

Долли надула свои алые губки.

— Ты что-то не в духе, мой любимый, и у меня от этого портится настроение, так что я возвращаюсь на палубу. Присоединяйся к нам, когда будешь чуть повеселее.

Говоря это, Долли дотронулась до руки герцога, но поскольку он не спешил отреагировать на ее жест, она встала и, пройдя через салон мимо Гарри Нантона, одарила его ослепительной улыбкой.

Она, несомненно, была прелестна, но уже не в первый раз Гарри подумал, что в Долли чего-то не хватает и это делает ее чуть простоватой, в то время как ей хочется видеть в себе натуру неординарную.

Герцог вновь взял газету, лежавшую рядом с ним на полу, и Гарри почувствовал, что он хочет остаться один, поэтому тоже покинул салон и, надев теплое пальто, вышел на палубу.

Долли с Нэнси и Джорджем Рэдстоками стояли, облокотившись о поручень, и глядели на мечеть Сулеймана Величественного: очертания четырех остроконечных минаретов живописно вырисовывались на фоне голубого неба.

С палубы действительно открывался великолепный вид.