Тара нахмурилась, не в силах с ходу уразуметь извилистую логическую связь волеизъявления усопшего.

— Не понимаю, — честно объявила она. — Не вижу смысла.

— А его и нет. Я сам ничего не понял, когда завещание было зачитано. И Митч с Надей… Они до сих пор пребывают в шоке. Однако Ричард убежден, что старик был в себе, когда на бумаге изъявлял свой каприз.

— Можно было бы опротестовать через суд, — сочувственно проговорила Тара.

— Юрист стоит стеной за легитимность старческого бреда… Давай закроем эту тему, поговорим о приятном. Я буду платить тебе десять тысяч в месяц, плюс стандартные поощрительные выплаты, — щедро пообещал преемник.

— Это шутка?

— Это серьезно.

— Нет, Рэнд, мне ли не знать тебя. Это дешевый манок. Я больше на твои уловки не поддамся, сколько бы ты мне ни пообещал. Я довольно пострадала от твоего бессердечия.

— Пятнадцать тысяч в месяц, и забудь о прошлом. Сейчас решается чисто деловой вопрос, — с нотками раздражения внушал ей Рэнд.

— Не в деньгах дело… — слабо попыталась объясниться она, но была немедленно прервана:

— Конечно, не в деньгах! Дело в праве Митча и Нади на отцовское наследство. Старику хотелось поиграть. Он задал мне задачку. Он, как никто другой, знал, как упорно станешь ты сопротивляться, стоит мне попросить тебя пойти на маломальские уступки. Это же какой соблазн отомстить! Но, знаешь, Тара, касайся это одного меня, нога бы моя на твой порог не ступила… Достаточно торга. Называй свою цену! — яростно потребовал Рэнд.

Странно пристыженная его откровением, она застыла в недоумении.

Материнский дом, любимая работа, оплата счетов — из этих неотъемлемых составляющих в последнее время складывалась жизнь Тары Энтони, и ни одним из них она не могла пренебречь, а еще наставлением умирающей матери, которая сказала: «Живи без сожалений, Тара. Пообещай мне это…»

Тогда Тара, не раздумывая, пообещала матери, не зная, что за этими словами стоит. Также она обязывалась сохранить дом, доставшийся от родителей матери, любой ценой. И это была основная ее проблема на сегодняшний день.

Однако осознание того, что Рэнд — не тот человек, которому можно довериться, а также предположение, что он не говорит ей всей правды, заставляли Тару проявлять крайнюю осторожность. Но его более чем щедрое предложение и спекулятивный довод, будто от ее решения зависит судьба Митча и Нади, требовали от Тары осмысленного ответа.

Все это было в духе Рэнда Кинкейда, любителя провокаций и азартных игрищ. Хуже того, Тара знала наверняка, что ни одно его слово, даже сказанное в момент отчаяния, не следует считать обязательством. Рэнд из тех, кому не составляет этической проблемы переиначить правила посреди игры, сколь бы высокие ставки ни стояли на кону. Это был человек-хамелеон, беспринципный и необязательный тип.

А слово Тары всегда дорогого стоило. И в этом расхождении заключалась главная для нее опасность. Ее изобретательность была ограничена моральными принципами, над которыми с таким наслаждением всегда потешался Рэнд и которыми также бесстыдно пользовался. Существовали вещи, на которые Тара не могла позволить себе пойти даже ради легкомысленного эксперимента. Но это вовсе не означает, что таковых искушений у нее не случалось. Она знавала тяготение скучным однообразием жизни, подспудное желание приобщиться к миру излишеств. И увлекшись такими фантазиями, она чувствовала себя кем-то иным, кому лишь предстоит заявить о себе.

Особенно остро это ощущение дало о себе знать, когда Тара осталась одна. С одной стороны, девушка потеряла человека, с которым могла разделить свои переживания, с другой — она осталась без главного цензора своих поступков, мнением которого никогда не могла пренебрегать. Иными словами, оставшись без матери, Тара была вынуждена переоценить свой статус в этом мире. В один миг она повзрослела, но настоящей женщиной называть себя тоже не могла, поскольку ее интимный и житейский опыт был сродни подростковому.

Тара жаждала истинной, а не мнимой взрослости.

Этот человек сам к ней пришел. Чем бы он это ни обосновывал, но он в ней нуждался — ее вероломный бывший любовник, ее обидчик. Человек, месть которому она изобретала долгие пять лет в моменты, когда ее охватывала тоска или отчаяние.

Тара явственно ощущала, что прошел тот нелегкий этап ее становления, когда Рэнд представлялся ей чем-то непостижимым, когда он олицетворял собой все, к чему она стремилась, свободу, легкость, бескомпромиссность, беспечность и авантюристичность. Вот и настало время, когда он, так же как и все, вынужден был задуматься над проблемой выживания для себя и своих родных. И насколько же было остроумно со стороны Эверетта поставить такое условие, зная какая пропасть пролегла между самосознанием его старшего сына и мировоззрением такого человека, как Тара, тем более что какое-либо взаимопонимание исключала жестокость Рэнда, проявленная им в прошлом.

Тара приосанилась и, вздернув брови, оценивающе посмотрела на гостя.

— Два условия, — коротко резанула она.

— Какие? — с готовностью спросил Рэнд.

— По окончании срока ты составишь мне наилестнейшую протекцию.

— Будет сделано, — охотно заверил ее исполнительный директор. — А какое второе условие?

— Ты, — не моргнув, ответила Тара.

— Не понял…

— Что непонятного? До конца срока ты — мой. Исключительно мой. Весь предстоящий год, каждое его мгновение.

— Это домогательство! — констатировал Рэнд, настолько ошеломленный, что даже не ухмыльнулся в излюбленной своей двусмысленной манере.

— Отчего же? Будь это домогательство, я бы сама явилась к тебе и требовала бы твоего согласия. А у нас все наоборот. Ты хочешь, чтобы я пошла на уступки ради твоего удобства и блага твоих родных. В обмен на свое согласие я хочу немножко блага для себя. Самую малость. Поскольку, зная тебя, на многое рассчитывать не приходится. Только на постель, — уязвила его девушка.

— Я пришел к тебе с деловым предложением, — обескураженно пробормотал босс. — Это неравноценный обмен.

— В таком случае ничем не могу помочь, — холодно отчеканила она, подходя к двери и демонстративно приоткрывая ее.

Рэнд застыл на месте. Он догадывался, что это какая-то каверза с ее стороны, имеющая под собой некую цель. А поскольку его след в жизни Тары добрым никак нельзя было назвать, то и замысел ее, скорее всего, был реваншистским, — так рассудил Рэнд, и был прав.

— Что это, Тара? Надеешься уничтожить меня или же силой заполучить кольцо? Я думал, ты более самолюбива, — прибегнув к излюбленному глумливому тону, заметил он.

Тара широко улыбнулась.

— А я никогда не думала, что ты приползешь ко мне, моля о снисхождении. Как я могу отказать себе в таком удовольствии? Это было бы непростительным расточительством. Конечно, для такого мотылька, как ты, двенадцать месяцев беспутной жизни — это целая вечность, а триста шестьдесят пять дней верности — наказание пострашнее ада. Но ради чего бы мне сносить тебя, скажи? Работа личного ассистента исполнительного директора — ненормированная каторга. Тем более работа на такого человека, как ты. Должна же я получить свою долю удовольствия. У меня, в силу моей занятости, нет и не может быть личной жизни. А в рамках нашего делового соглашения это можно исправить, — насмешливо проговорила девушка с соблазнительным придыханием, скользнув подчеркнуто сладострастным взглядом по его губам. — Ну, когда начнем? — спросила она, закрыв на ключ дверь.