Бонни, мать Люси, работала одна. Ей было около двадцати пяти лет. Худенькая девушка с тоненьким хвостиком на затылке. Она доставала влажную одежду из стиральных машин и закладывала ее в сушку, а потом перезагружала стиралки. Бонни работала на автомате. Шум машин, щелчки при переключении режимов стирки, полоскания, отжима и сушки задавали ритм. Работа напоминала хорошо отрепетированный танец. Когда все загруженные машины занимались своим делом, Бонни переходила к гладильной доске и начинала гладить рубашки, пока какая-нибудь из машин не подавала сигнала об окончании работы.

Бонни стояла у гладильной доски и тщательно разглаживала рубашки разведенных бизнесменов, которые гладить не умели и учиться не собирались, предпочитая ездить в прачечную из своих престижных районов по пути с работы. Обычно ей оставляли чаевые, что было очень кстати – денег, которые платил Бонни хозяин прачечной, Айвен, никак не хватало на жизнь одинокой матери с младенцем. Ну совсем никак.

Бонни работала в наушниках, включив свой плеер на полную громкость. Вокруг гудели машины. Она не услышала, как мужчина постучал в окно, а потом забарабанил по двери. Бонни была полностью сосредоточена на работе. Она стояла спиной к двери, и мужчина мог бесконечно стоять у дверей, безуспешно пытаясь привлечь ее внимание. Дверь была заперта на надежный замок и двойной засов – когда Бонни работала по вечерам в одиночку, она всегда запиралась. Но через несколько мгновений она отставила утюг в сторону, чтобы подрегулировать громкость плеера. И в этот момент она уголком глаза заметила какое-то движение. Бонни подошла к окну и стала всматриваться в темноту. С удивлением она увидела у дверей мужской силуэт. А потом с облегчением узнала в нем Винса.

Бонни сняла наушники, выключила плеер и направилась к двери. Она ждала Винса – это из-за него она не стала закрывать ставни. Вечером он позвонил ей и сказал, что им нужно срочно увидеться, потому что он уезжает – навсегда. Известие о том, что отец ее ребенка уезжает, Бонни не поразило. Винс (на самом деле звали его иначе, но, как говорил он сам, англичанам его не выговорить) приехал из Таиланда по студенческой визе четыре года назад. Впрочем, насколько было известно Бонни, студентом он никогда не был. Виза его давно истекла. За те четырнадцать месяцев, что они были знакомы, Винс много раз говорил, что его разыскивают иммиграционные службы и ему придется уехать. Но после нескольких первых раз Бонни начала в этом сомневаться. Винс часто врал ей – и о возрасте, и о том, чем зарабатывает на жизнь. Бонни поняла, что это всего лишь оправдание для того, чтобы появляться в ее жизни и исчезать, когда ему захочется. И все же Бонни отодвинула засовы и открыла дверь. В прачечную ворвался холодный ночной воздух. По выражению лица Винса она поняла, что сегодня все не так. Обычно аккуратный Винс сегодня был каким-то взъерошенным. Несмотря на холод, на его лбу выступил пот.

– Звонила сестра, – сказал он, слегка задыхаясь. – Мать заболела. Мне нужно ехать к ней.

Он вошел в прачечную и запер за собой дверь.

Бонни смотрела на него. Он был такого же роста, что и она, пять футов восемь дюймов (172 см), со светло-оливковой кожей и абсолютно черными волосами. Как бы он к ней ни относился, она никогда не могла устоять перед его обаянием и красотой. Мать всегда говорила, что она сама виновата в том, что мужчины вытирают об нее ноги. Но Винс хотя бы не бил ее, хотя другие порой поднимали на нее руку.

– Твоя мать постоянно болеет, – ответила Бонни без злобы, просто констатируя факт. – Ты говорил, что за ней присматривает сестра.

Винс потер лоб тыльной стороной ладони.

– Ее положили в больницу. У нее рак, и ей недолго осталось. Я должен ехать домой.

Бонни всмотрелась в темные, почти черные глаза, пытаясь понять, правду ли он говорит. Ведь в его словах заключено ее будущее.

– Ты едешь домой? Летишь самолетом? – спросила она, повышая голос, чтобы перекричать шум машин.

Винс не сказал, что едет домой – только, что уезжает.

Винс кивнул и сунул руки в карманы кожаной куртки.

– Надолго?

Он пожал плечами.

– Может быть, навсегда…

– А твоя дочь? – Спокойствие Винса раздражало Бонни. Она никак не могла ему поверить. – Что я скажу Люси, когда она вырастет и начнет спрашивать про отца?

– Я напишу, – спокойно ответил Винс. – Я буду писать и звонить ей в день рождения.

– Как твой отец? – с горечью спросила Бонни.

Она знала, что отец звонит Винсу только в день рождения. Впрочем, честно говоря, она всегда знала, что Винс не хотел ребенка. Она сама решила не прерывать беременность.

– Я должен идти, – сказал Винс, с тревогой посматривая на дверь прачечной. – Мне нужно купить билет на самолет, но у меня нет денег.

Бонни горько усмехнулась.

– Поэтому ты и пришел? Чтобы занять денег? Нет, Винс. Я зарабатываю очень мало. Нам с малышкой еле хватает. У меня ничего не остается, ты же знаешь…

– Ты не платишь за квартиру, – перебил ее он. В голосе его зазвучало отчаяние. – У тебя наверняка есть деньги, и ты можешь мне их дать.

– Нет! Мне нужно оплачивать счета – за отопление и свет. Мне нужно покупать еду и одежду. Я уже говорила, у меня нет сбережений. Мне еле хватает на нас с Люси.

Бонни по-настоящему разозлилась. Настоящий мужчина давно все понял бы и не стал бы просить.

– У меня отчаянное положение, – умоляюще произнес Винс. – Ты же не помешаешь мне увидеться с умирающей матерью, верно?

Бонни почувствовала, что Винс пытается ею манипулировать, но справиться с чувством вины было очень трудно.

– У меня нет денег… Честно, совсем нет…

Глаза у Винса стали холодными. Он иногда становился таким, хотя рядом с ней это случалось редко. Бонни испугалась – ей открылась та сторона этого человека, которой она никогда не видела.

– Касса, – сказал он, переводя взгляд в дальний угол прачечной, где на столе, закрепленном на полу, стояла касса. – У тебя есть дневная выручка. Пожалуйста… Я в отчаянии… Я все верну, обещаю…

– Нет, – твердо ответила Бонни, ощущая холодок в спине. – Это невозможно. Я говорила тебе, что за человек Айвен. Он постоянно твердит, что изобьет меня, если выручка снизится. И он это сделает, я точно знаю. Он на это способен. Ты же не подвергнешь меня опасности?

Но по глазам Винса Бонни поняла, что он так и поступит. Он не отрывал глаз от кассы, нервно облизывая губы.

– Ты не понимаешь, – пробормотал он. – Дело не в матери. Я задолжал серьезным людям. Они убьют меня, если я не отдам им деньги. Прости, Бонни, но у меня нет другого выхода…

В чем же дело? В болезни матери или в кредиторах? Бонни не знала, но это ее больше не волновало. Винс окончательно предал ее. Она с ужасом смотрела, как он упорно двигается к кассе. Бонни видела, как он открывает ящик и выгребает деньги. Ей не верилось, что собственная безопасность волнует этого мужчину больше, чем судьба женщины и ее ребенка. Винс готов был на все, лишь бы спастись. Он выгреб все деньги, которые она заработала за ручную стирку, сушку и глажку. В кассе было фунтов пятьсот, а то и больше. Каждый вечер она забирала эти деньги домой, чтобы утром отдать Айвену. Бонни подумала об Айвене и о том, что он сделает с ней, обнаружив отсутствие денег. Она понимала, что должна остановить Винса.