повезло еще больше — он выступал самым последним и к моменту выступления мог знать отметки всех своих соперников.

Соревнования начались. Ребята по очереди отрабатывали «обязаловку», комбинацию из десяти обязательных прыжков, которую Андрей не любил, оттого что каждый трюк в ней был заранее известен, порядок прыжков строго-настрого определен и показать себя здесь было невозможно. Оценки были сравнительно высокие, но трибуны, как и следовало ожидать, начали скучать. Зрители, вначале чутко встречавшие каждый подход, теперь переговаривались друг с другом, судья-информатор несколько раз громко требовал в микрофон тишины.

Очередь невыступивших становилась все короче. И вот наконец вызвали Андрея. Остро переживая безразличие зала, он начал работать вяло, потом после прыжка три четверти сальто вперед спохватился, засуетился, как танцор, вдруг обнаруживший, что танцует не в такт. И пусть этой плавной мелодии трюков никто из зрителей не слышал, но ее чувствовали судьи, тренер. Виктор Петрович — он стоял внизу на страховке — вполголоса приказал:

— Темп, темп…

Андрей оттолкнулся порезче, ровно и четко завершил «обязаловку», но оценка оказалась не выше, чем у других ребят — 18,2 балла.

Андрей подошел к судейскому столику, заглянул через плечо секретаря в протокол. Пока его оценка была всего лишь третьей. Виктор Петрович молчал, и никак нельзя было понять, доволен ли он его результатом. Доволен таким низким баллом он быть не мог. Значит, молчал оттого, что ничего другого от Андрея и не ожидал?

И вот уже вызвали последний, двадцатый номер. Руслан начал свою комбинацию ритмично, слаженно. Андрей не мог оторвать глаз от батута. Если бы ему хотя бы разок исполнить «обязаловку» вот с таким же подъемом, наслаждением, с усердием, с каким первоклассник, обучаясь письму, выводит в своей тетрадке безликие палочки.

Судьи выкинули оценки: восемь с половиной, восемь и семь десятых… Откинув, как полагалось, две крайние отметки, Андрей похолодел, решил сперва, что просчитался, — в сумме у Руслана складывалось почти семнадцать баллов, а если добавить сложность…

Результат подтвердило электротабло, на котором вспыхнула до обидного высокая цифра — 19,2… Теперь Руслан опережал его на целый балл и, выполнив чисто самый обыкновенный бланш, по сумме двух программ мог преспокойненько выйти на первое место.

Руслан, сияя от восторга, вприпрыжку приближался к трибуне… Круто развернувшись, Андрей бросился прочь, чтобы не встретиться с ним глазами. Его сердце сжимали обида, злость, досада…

В тренировочном зале пусто, тихо, прохладно.

Прикусив губу, чтобы унять вспыхнувшую злость на самого себя, на Руслана, соперничество с которым выбило его из колеи, Андрей повис на гимнастической стенке, подержал угол тридцать секунд, минуту, две… Вытянутые в струнку ноги чуть заметно дрожали… Два года назад он не мог бы удержать их в воздухе и минуты, а теперь наконец накачал «железный», почти как у Виктора Петровича, пресс…

В зал вбежал Руслан.

— Андрюшка! Я тебя везде ищу. Там один парень двойное сальто сделал.

— Взрослый?

— Нет, такой, как мы…

Андрей тотчас спрыгнул на пол. По шкале сложности двойное сальто давало восемь баллов. На целых две единицы больше, чем пируэт — самый сложный прыжок в его комбинации.

— Пошли посмотрим, сколько ему дадут, — Руслан схватил Андрея за руку, потянул вниз, в зал.

Судьи уже опустили таблички, но трибуны продолжали аплодировать. На табло вспыхнула оценка — 19,0. Для произвольной комбинации, куда входило двойное сальто, она была совсем не высокой. На трибунах вспыхнул свист.

— Ого, строго судят, — вздохнул Руслан.

— Значит, грязно сделал.

— Чистота самое главное, я же говорил, — подхватил Руслан.

Андрей промолчал. После такой тренировки, какая случилась вчера, выбрасывать пируэт… К тому же это означало уступить победу без боя, проиграть многоборье, не поднимаясь на батут.

Таяли секунды, к батуту вызвали крепыша из «Динамо», который имел после обязательной программы пятый результат. И вот наконец судья громко выкрикнул:

— Акимов!

Облизав вмиг высохшие губы, Андрей шагнул к батуту. Трибуны затихли: начиналось выступление тройки лидеров, спор, который и должен был решить, кто же выиграет первенство города.

Поднявшись на сетку, Андрей исподлобья глянул на зал. Сегодня он был неузнаваем, безбрежен, полон людей, затаивших дыхание.

Андрей отвел руки назад и, сердито мотнув головой, начал подскоки. Отталкиваясь от сетки, он взлетал вверх снова и снова, с каждым прыжком накапливая высоту, руки, стабилизируя тело в полете, плавно разрезали воздух. И вот он уже поднялся выше последнего ряда.

Виктор Петрович заволновался: перед началом комбинации обычно делалось до пяти подскоков… Поймав его взгляд, Андрей в последний раз оттолкнулся и вошел в комбинацию. Она складывалась без единого замедления или сбоя. Почти не потеряв высоты, он выкрутил заднее сальто, потом переднее с полувинтом… Притихший зал любовался его полетом. Никто из зрителей и представить не мог, что когда-то заднее сальто он разучивал целых три месяца, суетился, пытаясь закрутить побыстрее, и падал в сетку, к которой его магнитом тянул смешной, уже стершийся из памяти страх.

Прыжки ложились послушно, ладно стыкуясь один к другому. И вот… пируэт родился легко и игриво… Зал взорвался аплодисментами… На этих соревнованиях никто, никто его еще не показывал. Не помня себя от счастья, Андрей прыгнул с батута в руки Виктора Петровича.

— Неплохо, — похвалил тренер. — И пируэт все-таки оставил… А если бы завалил?

Андрей хотел что-то сказать в свое оправдание, быть может, признаться даже, что репетировал вчера вечером с циркачом, но слова тут были не нужны. Тренер улыбался — значит, был доволен без оговорок, простил ему неудачное выступление в обязательной программе.

Судьи выкинули отметки, даже самая низкая была 9,4. Это сразу же вывело Андрея на второе место. Он сидел, обхватив руками колени, на трибуне, сбоку, где зрителей было меньше, и дрожал не то от холода, не то от волнения.

Судьи вызвали Руслана. Маленький, смуглый, он поднял руку и легко вспрыгнул на батут, встал на сетку и, улыбнувшись судьям, начал упражнение. Он умел нравиться легко и бесхитростно, не делая для этого особенных усилий. И подскоки выходили у него изящнее, чем у других ребят… А секрет крылся в руках — они двигались у Руслана грациозно, как у артиста балета, хотя никогда в жизни хореографией, где только и можно обрести такую пластику, он не занимался…

Руслан еще раз взлетел вверх, выполнил бланш. В зале послышались жидкие хлопки: зрители не ведали, что это — самый сложный в его комбинации прыжок, ждали чего-то еще… но «дорогих» прыжков больше не было. Зато простые трюки: сальто, полупируэты — выходили у Руслана слаженно и плавно, словно это были не прыжки, требующие силы, ловкости, а балетные па в невесомости. К тому же у Руслана не было и тени