Андрей прикрыл глаза, сосредотачиваясь. И прицела на луке нет, и тяжелые стрелы не летят по прямой, и регуляторы напряжения на тетиве отсутствуют. Умение попадать в цель появляется только после долгих-долгих тренировок, когда после тысяч промахов и сотен попаданий руки сами привыкают оттягивать тетиву с нужной силой, пускать стрелу под нужным углом, учитывать дуновение ветра, влажность воздуха… Навык попадать из лука в цель хранится не в голове — он спрятан в теле. И самое трудное — это суметь отрешиться от того, что делают пальцы, руки, ноги, не позволить разуму вмешаться в работу слаженного, тренированного организма. Просто наметить цель — и не помешать себе ее поразить.

Князь коротко выдохнул, вскинул подбородок, глядя на белый иссеченный пенек в трех сотнях метров, рука метнулась к колчану, ловя черенок стрелы, тут же дернула его через левое предплечье на тетиву. Льняная нить легла в прорезь кольца, Андрей резко развел руки, тут же отпустил стрелу и многократно отработанным движением дернул из колчана следующую. Раз, раз, раз… Пятнадцать секунд — и полсотни белых палочек превратили пенек в нечто, похожее на ежика, усеяли землю за ним. На глазок — половина стрел впились в цель. Учитывая дистанцию — отличный результат! Робин Гуд повесился бы от зависти.

Холопы зашевелились, одобрительно загудели.

— Вам-то что до лука? — теперь уже снисходительно оглянулся на юных ратников Зверев. — Это баловство не про вашу честь. Пахом, из пищалей их стрелять научил?

— Прости, Андрей Васильевич, не успел, — приложив руку к груди, поклонился дядька. — Жалко зелье зазря жечь. Серебра немалого стоит.

— Жалко не жалко, а по паре раз пальнуть дай. Пусть знают, что это за оружие, каким местом за него браться нужно.

— Как скажешь, Андрей Васильевич. Сегодня же после обеда грохот и учиню. Мишутка, сбегай, стрелы князю принеси.

— Учини, — согласился Зверев.

Пищали плевались свинцовой картечью раза в два ближе, нежели летела стрела лука. Но зато их можно было выковать штук двадцать по цене одного не самого лучшего боевого лука, а стрелять из ружей и медведь дрессированный способен: дырку в стволе на врага направляешь да на спуск жмешь — вот и вся наука.

Князь Сакульский проводил взглядом низкорослого рыжего паренька, на котором обычная кольчуга свисала ниже колен. Мальчишка собрал стрелы, побежал назад, но на полпути перешел на шаг, явно задыхаясь.

— Вижу, ратники-то мои, Пахом, совсем к броне непривычны! — хмыкнул Зверев. — Вона, еле ноги под железом волочат.

— Дык, по осьмнадцать годков всего отрокам, княже! — вскинул руки дядька. — Не заматерели еще доспехи пудовые носить.

— В сече, Пахом, никто про лета спрашивать не станет, — отрезал Андрей. — Вырубят усталых в одночасье, и вся недолга. Чтобы с сего дня холопы брони с себя не снимали! Только на ночь, как в постель укладываться будут. Тренироваться, обедать, по хозяйству помогать — чтобы только в доспехах! Пока к кольчугам, как к коже своей, не привыкнут.

— Слушаю, княже. — Дядька недовольно набычился, но поклонился.

— Скажи, Пахом… А тебе сколько лет было, когда тебя батюшка впервые в сражение вывел?

— Пятнадцать, княже.

— Ну так чего же ты этих оболтусов жалеешь? Они уже сейчас тебя тогдашнего старше!

— Скажешь тоже, Андрей Васильевич, — зачесал в затылке холоп. — В наше время парни куда как крепче были, здоровее. Ныне же молодежь чахлая пошла, квелая. Того и гляди сломается под железом.

— На меня намекаешь? — прищурился Зверев.

— Как можно, княже?! — искренне испугался Пахом.

— Я, стало быть, не чахоточный, не квелый?

— Чур меня, Андрей Васильевич, — поспешно перекрестился дядька.

— Коли ты из меня воина сделать смог, Пахом, так и из них делай! Пусть жрут от пуза и спят по полсуток, но чтобы прочее время в доспехах бегали, пока скакать в них, как кузнечики, не научатся! Нет у меня других холопов, Пахом. Расти воинов из этих.

Зверев забрал у рыжеволосого Мишутки пучок стрел, сунул в колчан и снова повернулся к цели. Руки стремительно заработали, одну за другой переправляя стрелы в дальний пенек. Раз, раз, раз… Мимо ушло от силы с десяток выстрелов, остальные четко вонзились в цель. Вот что значит свое внимание от стрельбы отвлечь!

— Ну, Мишутка, чего застыл? — кивнул он рыжему холопу. — Беги. Тяжело в учении, легко в походе.

— Княже, княже! — выскочила на пустырь дворовая девка в накинутом поверх сарафана тулупе и в громадных валенках. — Батюшка, гонец у крыльца! Тебя требует!

— От кого?

— Не сказывает, — поклонилась девка. — Тебя самолично требует.

— Иду, — вздохнул Андрей, сменил колчан на плече и аккуратно спрятал лук. — Мишутка, быстрее ноги переставляй! Стрелы все едино собрать надобно. Вот бездельники! Пахом, помнишь, о чем я сказывал?

— Обижаешь, Андрей Васильевич! Все исполню в точности.

— Хорошо…

Нагоняя неуклюже ковыляющую в безразмерных валенках девку, князь обогнул дом, вышел к крыльцу. Здесь перед ступенями прохаживался узкоглазый татарин в рыжем малахае с беличьими наушами, в дорогом халате, крытом узорчатым китайским шелком. На боку у степняка болтались сабля и два ножа, а вот привычного чехла для ложки не было. Чуть поодаль двое нукеров в простых стеганых халатах и отороченных мехом мисюрках торопливо переседлывали скакунов.

«Татары? Откуда? — промелькнуло у Зверева в голове. — Касимовские? Тверские? Казанские? Ногайцы? Или вообще крымские?»

Однако в любом случае здесь он был хозяином, а не воином, а потому приложил руку к груди и склонил голову:

— Здрав будь, боярин. Гость на порог — радость в дом. Прошу, заходи, выпей сбитеня с дороги, трапезу раздели, чем Бог послал…

— Благодарствую, княже. — Гость тоже приложил руку к груди, но поклонился ниже, всем телом. — Не сочти за обиду, Андрей Васильевич, однако зимний день короток, мне же непременно до Корелы поспеть надобно. Послание у меня для воеводы и бояр иных корельских.

— Дотемна не успеть, — предупредил Зверев. — Верст тридцать еще, не менее. Оставайся, боярин, отдохни, выспись, в бане попарься. На рассвете дальше тронешься.

— Благодарствую, княже, — повторился татарин, — однако же дал я клятву поспешать, насколько сил хватит. Лед на озере крепок, леса там нет, не заблудимся. Милостью Аллаха, хоть и в темноте, а сегодня поспею.

Он резко сунул руку за пазуху, выдернул тонкий, с карандаш, белый свиток и на двух раскрытых ладонях с поклоном протянул Андрею.

— Слово тебе прислано важное, княже. От кого оно, сказывать не велено.

— Спасибо, боярин, — принял грамоту Зверев.

— Да пребудет с тобой милость Аллаха, князь Андрей Васильевич, — с поклоном отступил гонец, побежал к лошади, ловко взметнулся в седло, и трое всадников, уводя в поводу шесть заводных коней, понеслись по утоптанной дороге к верфи на берегу Ладоги.