– Я просто глупая хал-азарка, которая хочет выйти на волю. – Снова игриво отдалилась, цепляясь за прутья выпрямленными руками. – А чего хочешь ты?

Надо же, подумал Лазар. Он предполагал, что Айше Хасамин – выдающаяся чародейка, и если это она наслала мор, то она яростно ненавидела любых чужаков, пришедших на её землю, – Лазар не мог её за это осуждать. Но сейчас она так притворялась насмешливой и благосклонной, надеясь соблазнить его и получить свободу (хотя наверняка один его башильерский вид вызывал у неё тошноту), что Лазар позавидовал её мастерству. Ему бы так преуспеть в притворстве! Не переживал бы, что разоблачат.

– Перестань. – Лазар посмотрел ей в глаза. – Я понимаю, что такой чародейки, как ты, не сыскать не то что в Хургитане – во всей округе. Нужно быть исключительной, чтобы превратить себя в дахмарзу и сотворить мор. Мне жаль, что сейчас ты вынуждена вести себя… так. – Он пододвинул к себе записи Айше. – Но не стоит. Хотя бы из уважения к своему искусству.

Айше замерла.

Её лицо словно окаменело.

– Как ты сказал? – Она сощурилась. – Искусству?

Лазар сделал вид, что пропустил это мимо ушей. Прочистил горло. За три года в Хал-Азаре он научился сносно обращаться с языком – читал хал-азарские тексты, говорил с местными, – но всё же до свободного владения ему было далеко. Поэтому свою обвинительную речь он заготовил заранее – чтобы она лилась потоком, а не прерывалась на каждом сложном обороте.

– Прежние дознаватели забрали твои рабочие записи. Удивлён, что они не нашли книги, но похоже, ты постаралась. – Лазар разворачивал прошитые между собой листы пергамента. – Я не успел расшифровать их все, только часть. Кажется, твой семейный шифр основан на тайнописи Алифа из Гайяссы – Алифа Чернокнижника, родоначальника одного из подходов хал-азарского чародейства. А здесь…

Лазар постучал ногтем по листу. Хотел бы показать Айше, но понял, что не удержит единственной рукой её объёмную тетрадь. Да и не увидела бы она в полумраке такую крошечную фигурку.

– Здесь даже знак Алифа: птичья голова, вписанная в многоугольник. Хотя, по-видимому, знак пытались стереть, но лишь чернила размазали.

Он оторвался от страницы и посмотрел на Айше.

– Да и сама задумка карательного мора… Прости моё произношение, ханым, но это ведь фар-а-аулат: на современный лад – усмиряющая болезнь. Замысел, о котором полсотни лет назад Алиф Чернокнижник написал в «Каноне о чарах» во время нашествия на Хал-Азар племён джадуков. Я бы решил, что ты его последовательница, как и все женщины твоей семьи.

Закончив, он мягко откашлялся.

Айше молчала.

Одна из лампадок догорела, и теперь Айше была освещена лишь на часть: одна половина лица и тела – зачернённая косой тенью, другая – медово-смуглая, с оливковым отливом. С колен Айше снова опустилась на бёдра и теперь сидела, как божок в хал-азарских молельнях – недвижимая, с царственной осанкой.

Чем больше Лазар смотрел на неё, тем больше убеждался в том, что не ошибся. Любопытно, в кого она превращалась? Он бы сказал, что в змею – гадюку или песчаную эфу.

– Послушай, жрец. – Звучный бархатный шёпот. Айше повела подбородком, и тень скользнула по её лицу. – Я-то железа не боюсь. А ты?

Сердце Лазара пропустило удар.

– Прошу прощения?

– Да что ты. – Полуулыбка, полуоскал. – Оскорблённая невинность. Перстень у тебя на пальце… Слишком мутноватый и тусклый, чтобы быть настоящим.

Лазар неосознанно дёрнул рукой. Значит, пока он выкладывал Айше свои подозрения, она разглядывала его – а присмотревшись, догадалась, что перстень, который он носил, был не из чёрного железа. Приложила к этому его слова – и вот, пожалуйста.

А если догадалась она, могли догадаться и другие.

Лазар стиснул зубы. Сколько способов он перепробовал, чтобы обмануть чёрное железо! Зелья, заклятия, плёнки из воска и жира – ничего не работало наверняка. Монашество он принял хитростью, а после раздобыл себе ложное железо – и каждый день надеялся, что случайно не коснётся лишнего и что никому не придёт в голову внезапно его проверить.

– Ляз-зг.

Пальцы Айше в который раз сжали прутья, дёрнули за них, но уже не игриво и не насмешливо.

Злобно.

Отчаянно.

Глаза полыхнули, как два тлеющих угля. Лицо, перечерченное тенью, исказилось от ненависти.

Нет, понял Лазар. Она не поможет ему одолеть мор взамен на жизнь и свободу, даже предлагать бессмысленно. Это опасная, хитрая женщина. И спросил сам себя: «Ну что? Хотел посмотреть, не ошибся ли в догадках – насмотрелся ли?..»

– Если ты признаешь свою вину, – сказал он тихо, – и раскаешься, тебе предложат удавку. Как помилование. Это лучше, чем сгореть на костре.

Вместо ответа Айше расхохоталась.

– Пошёл ты, – выплюнула она. Потом сипло рассмеялась. – А на каком костре будешь гореть ты, жрец? На соседнем со мной?

Снова – плевок. Ругательства. Хохот.

– Скоро вы все сдохнете, – шипела Айше. – Не от болезни, так под саблями наших воинов. Думаешь, фар-а-аулат завершится с моей смертью? Нет, ублюдок. Нет!

Начитавшись восточных мудрецов-чародеев, Лазар предполагал, что мор неизбежно ослабнет – но усмирять окончательно его придётся самому, вооружившись записями Айше.

Он молча сложил в сумку протоколы и тетради, перебросил ремень через плечо. Поднявшись, забрал фонарь – лампады решил не гасить – и поковылял к выходу. Он не чувствовал удовлетворения – хорошо, что угадал, но оставалось ещё много работы. Разобраться с тайнописью Айше, расшифровать все тетради и выбрать из них знания не только о море, но и превращении в дахмарзу – наверняка в них было и это.

Внутри царапало: нерадостно отправлять человека на костёр. Айше имела право ненавидеть, но ведь и Лазар имел право не хотеть, чтобы умирали его знакомые, а вместо Айше сгорел весь Хургитан. Только переубеждать ни в чём не стал – а толку? В этой войне они по разные стороны.

Он понимал: Айше сожгут в ближайшие дни – без суда и новых расследований. Хотелось бы знать, примется ли она убеждать башильеров, что Лазар тоже колдун; в любом случае, если всё получится так, как он задумал, скоро ему не будут страшны никакие проверки.

Лазар остановился у выхода, обернулся через плечо. Айше затихла в клетке, сгорбилась и больше не обращала на него внимания.

– У меня к тебе последний вопрос, ханым. – Лазар хмуро смотрел на её фигуру в полумраке. – Можешь не отвечать. Но…

Он замялся.

– Каково это – превращать себя в дахмарзу?

Айше приподняла голову.

Усмехнулась.

– Будто отрубаешь себе руку, жрец. – Звучало одновременно устало и ядовито, с пожеланием новой боли. – Так говорят, но руку я не теряла.