Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– А я говорю, съешь до последней ложки! Съешь, и все тут! – угрожающе рокотала Нинюся.
– Не бу-уду, – баском тянул Степка.
– А не будешь, станешь карликом. Во-от таким малюсеньким!
– Как тот, которого мы в цирке видели? – В голосе мальчика послышались оживление и интерес.
– Точь-в-точь таким, – поддакнула Нюнюся.
Ася улыбнулась и достала из сумки сложенное вдвое пляжное полотенце.
Спор на кухне затих. Очевидно, аргументы убедили Степку, и он принялся-таки за ненавистную кашу.
Ася подхватила с пола огромную стопку грязного белья и понесла в ванную. Мерно загудела нагруженная до предела стиральная машина.
– Мам! – в приоткрытую дверь просунулась загорелая мордашка, перемазанная кашей. – Можно я гулять на велике?
– Можно, иди. – Ася прижала сына к себе, погладила теплую вихрастую макушку. – Только умойся сначала.
– Вот именно! – подхватила подоспевшая Нинюся. – Сладу нет с этим фулюганом!
Она цепко схватила упирающегося Степку за плечо и сунула его под кран.
– Ай! – заверещал тот. – Холодная! Пусти!
– Чисто фулюган, – довольно повторила Нинюся, стаскивая с крючка мохнатое полотенце. – Настасья, мы с ним на сквер пойдем, там места поболее. Будет мальцу где развернуться.
– Ладно, – согласилась Ася и глянула на часы. До выхода на работу оставалось немногим более двух часов. За это время она планировала разгрести еще пару узлов и сварить обед.
Степка и Нинюся ушли.
Еще час Ася честно занималась разборкой вещей, наслаждаясь наступившей в доме тишиной, затем сунулась на кухню. Там оказалась прорва грязной посуды – Нюнюся, кажется, имела особый талант при приготовлении любого, даже самого легкого блюда использовать все имеющиеся в наличии тарелки, чашки и ложки.
Ася привычно повозмущалась, но ее сетования услышал лишь волнистый попугай Кеша, резво скакавший с жердочки на жердочку в своей клетке.
Делать было нечего. Она включила воду, взяла в руки губку, и в это самое время раздался оглушительный трезвон в дверь. Звонили так, будто на лестничной площадке, да и во всем доме бушевал пожар.
Ася со всех ног кинулась открывать, на бегу вытирая о фартук мокрые руки. Она щелкнула замком, распахнула дверь, и тут же на грудь ей упал рыдающий Степка. Нос его распух и кровил так, что и халат, и фартук сразу стали ярко-алыми.
Позади маячило белое, похожее на недоспелый блин лицо Нинюси.
– Господи! Что случилось? – дрожащим голосом проговорила Ася и тщетно попыталась оторвать от себя Степку, но тот вцепился в ее халат сильнее прежнего.
– Уби-ился! – в голос завыла Нинюся, протискивая грузное тело в прихожую.
– Как убился? Где?
– С лисапеда! Личиком прямо оземь! Ой, деточка-а! – Нинюся принялась мерно раскачиваться из стороны в сторону, подвывая в тон Степкиному реву.
Несколько секунд Ася беспомощно смотрела на них обоих, затем решительно рванула сына за плечи.
– А ну-ка тихо! Тихо, я сказала! Замолчите, оба!
Окрик возымел действие. Степка вздрогнул и затих, а с ним и старуха.
– Так-то лучше. – Ася внимательно оглядела залитое слезами и кровью лицо сына. Видимых ран не было, однако кровь не останавливалась, все текла и текла из носа.
– Нинюся, мигом, намочи полотенце в холодной воде!
– Ага. – Старуха тяжело протопала в ванную и вернулась, выполнив Асино приказание.
Полотенце приложили к носу, а самого Степку усадили на широкую банкету возле вешалки. Он больше не плакал, лишь плечи дергались в такт судорожным всхлипываниям. Ася осторожно присела рядом.
– Мамочка!
– Что, милый?
– А я н-не…н-не умру?
– Да что ты! – Ася погладила его по мокрой щеке. – Бог с тобой. Сейчас кровь остановится, и все пройдет.
– Точно? – беспокойно спросил Степка.
– Точно.
Он облегченно выдохнул и прикрыл глаза.
– Надо бы съездить в травмпункт, – вполголоса проговорила Ася. – Вдруг сотрясение мозга?
– Ой! – снова взвыла Нинюся.
Кровотечение тем временем почти прошло. Степка полулежал на банкетке, голова его удобно устроилась у Аси на коленях.
– Где-нибудь болит? – Она тихонько потормошила сына.
– Не-а. Я пить хочу.
– Сейчас принесу. – Она потихоньку поднялась, сбегала на кухню, налила в стакан соку.
Затем, слегка поколебавшись, достала с полки другой стакан, накапала туда тридцать капель валокордина, составила оба стакана на поднос и принесла в прихожую.
– Держите. – Ася протянула валокордин Нинюсе, а Степку напоила соком из своих рук. Тот выпил с жадностью, захлебываясь и шмыгая носом.
– Мам!
– Что, детка?
– А можно опять кататься?
Совсем уже было успокоившаяся Нинюся едва не выронила стакан.
– Ну что ты, Степочка. – Ася бережно отерла с его мордашки остатки крови и сок. – Какое уж тут катание! Тебе сейчас полежать надо. Ужасно, что нету времени показать тебя доктору. Ну да ладно, вечером папа вернется, посмотрит, все ли в порядке. Давай, я отведу тебя в кроватку.
Степка скривил физиономию, собираясь вновь зареветь, однако раненый нос, очевидно, причинял ему боль. Так или иначе, но плакать он передумал, послушно встал с банкетки и поплелся за Асей.
В светлой детской с яркими, солнечно-желтыми обоями Ася стянула с сына запачканную кровью рубашку, надела на него пижаму и уложила в постель.
– Мультики хочу, – капризно потребовал Степка.
Ася молча щелкнула пультом. На экране запрыгал Аладдин.
Она искоса взглянула на большие настенные часы. Почти двенадцать. Ни о каком обеде не может быть и речи. Нужно срочно отмываться и лететь в ДК. В четверть второго уже приходят спонсоры, а до этого необходимо размять девчонок, посмотреть, в каком состоянии зал, проверить фонограммы.
Ася вышла из детской и едва не налетела на Нинюсю. Та с потерянным видом стояла возле самого порога, не решаясь зайти. Мертвенная бледность так и не сошла с ее одутловатого лица, полные, сплошь в фиолетовых прожилках руки заметно тряслись.
– Тебе плохо? – вновь заволновалась Ася. – Может, нужно укол?
Нинюся молча помотала головой, беззвучно разевая рот, точно выброшенная из воды рыба.
– Ну, успокойся. – Она обняла старуху за плечи. – Все обошлось. Ты ни в чем не виновата. Сядь, посиди, а лучше приляг. Я сейчас Сереже позвоню, чтобы пораньше освободился.
– Не надо… Сереже… – сквозь одышку проговорила Нинюся. – Сама я… недоглядела за дитем, теперь сама…
Ася вдруг подумала, что, глядя на Нинюсины страдания, никак нельзя предположить, что она – никто Степке. Две его родные бабушки находятся в добром здравии, одна проживает в Петербурге, другая под Саратовом. Обе исправно наезжают в гости два раза в год, привозя с собой многочисленные гостинцы, но, кажется, никто из них не любит мальчика столь преданно и самозабвенно, как эта полуграмотная старуха-соседка с тремя классами образования.
Шесть с половиной лет назад, когда Степка еще только
