Снова в шатре забушевало веселье. Но ненадолго. Филипп, расстроенный воспоминаниями, задумался.

– Сколько потрудились македонские цари для того, чтобы укрепить и прославить Македонию! Мой отец Аминта всю жизнь вел тяжкие войны с иллирийцами, с олинфянами, отстаивая нашу независимость. А мой старший брат, царь Александр? Он, правда, действовал больше уговорами, золотом. От иллирийцев он откупился. Он готов был на все, лишь бы враги дали возможность нашей стране собраться с силами. Потому и меня тогда отдал им в заложники.

Может быть, вы скажете, что старший брат мой, царь Александр, меня не любил и не жалел? «Да, – скажете вы, – он тебя не жалел. Он отдавал тебя, совсем маленького ребенка, самого младшего своего брата, в заложники». Да, отдавал. Но ведь он это делал, чтобы защитить Македонию от врагов, которые были сильнее его. Мой старший брат был мудрым правителем. Кто перенес столицу Македонии из Эг в Пеллу? Царь Александр. Потому, что здесь безопаснее. А в Эгах мы будем хоронить своих царей. Мой старший брат Александр уже покоится там. И меня отвезут в Эги, когда умру. И моих сыновей, которые после меня будут царями. Вы же знаете предсказание: пока македонских царей хоронят в Эгах, род их не окончится.

– Царь, – окликнул его один из военачальников, – зачем на пиру говорить о смерти?

– Нет-нет! – Филипп отбросил со лба густые светлые кудри. – Я говорю о моем старшем брате, царе Александре. Ведь когда он начал царствовать, враги со всех сторон грозили ему. Иллирия ему грозила страшно. А у него не было сил защищаться. Что же ему было делать? Заключить договор о дружбе, откупиться. Вот тогда он меня и отдал в заложники иллирийцам. Но он же выплатил выкуп и вернул меня домой. А ваши отцы, богатые властители Верхней Македонии, не хотели помочь ему!

Невнятный шум, невнятные протестующие речи послышались в ответ. Филипп их не понял и не расслышал.

– Вы скажете, что мой старший брат, царь Александр, вторично отдал меня в заложники? Да, отдал фивянам. А что же ему было делать? Ведь ему необходимо было установить, укрепить дружбу с Фивами, потому что вождь фиванский Эпаминонд, славнейший, непобедимый полководец, был нужен ему другом, а не врагом. Целых три года я жил в Фивах, в доме великого человека Эпаминонда. Там я стал настоящим эллином, там я понял, что такое Эллада, как высока ее культура, как велики ее поэты, философы, ваятели… Меня воспитали там, мне дали образование. И самое главное – меня научили воевать. Выпьем за великого полководца и философа, за сурового и благородного человека Эпаминонда!

Снова засверкало в чашах вино, снова зашумели голоса, и угаснувшее было веселье снова оживило пир. И никто не слышал, как застучали копыта коня перед шатром. И не сразу увидели, как новый гонец появился в шатре.

– Добрая весть тебе, царь!

– Откуда ты? – спросил Филипп. – Какую весть ты привез мне?

Гонец еле переводил дух:

– Я из Иллирии…

Филипп сразу отрезвел:

– Что там? Как мой Парменион?..

– Полководец Парменион жив и здравствует. И поздравляет тебя с победой.

– С победой? Разбил иллирийцев?

– Иллирийцы покинули поле боя. Была большая битва. Много войска легло. Но мы разбили врага. Парменион кланяется тебе.

– Друг мой Парменион!.. Спасибо тебе. Слышите? Иллирийцы разбиты. Столько побед сразу: Потидея взята, кони мои победили в Олимпии. И теперь – иллирийцы разбиты!.. Дайте гонцу вина, наградите его! Отпразднуем и эту победу!

Но на этом необычайные известия еще не окончились. Примчался третий гонец, и тоже усталый, и тоже радостный.

– Я из Пеллы, царь! Из твоего дома. Царица Олимпиада велела сообщить, что у тебя родился сын.

– Сын! – закричал Филипп и со звоном обрушил на стол чашу. – Вы слышите? Сын! У меня – сын! – В глазах Филиппа блеснули счастливые слезы. – Вы слышите, македоняне? – Филипп встал и обвел взглядом своих приближенных. – Родился ваш будущий царь… Что еще велено передать мне?

– Еще велено передать, что сегодня на крыше твоего дома весь день сидели два орла.

– Два орла. Это хорошее предзнаменование. Я назову сына именем моего старшего брата – Александром. Родился будущий царь Македонский – Александр. На коней! В Пеллу!

Копыта тяжелых лошадей загремели по каменистым горным дорогам. Всадники, уже без шлемов и панцирей, мчались в Пеллу, новую столицу – крепость македонских царей, стоявшую на реке Лудии, на широкой равнине, окруженной горами.

В Пелле предсказатели объявили Филиппу:

– Сын твой, рождение которого совпало с тремя победами, будет непобедим.

Все это случилось летом, в шестой день месяца гекатомбеона[3] по-эллински, а по-македонски – лоя, триста пятьдесят шестого года до нашей эры.

Филипп и Олимпиада

Ребенка вынесла на руках кормилица, женщина из знатной македонской семьи, Ланика.

Филипп, еще не умывшийся с дороги, пропахший железом брони и конским потом, приподнял легкое, расшитое золотом покрывало. Младенец, крепкий и весь розовый, спал, но, когда свет упал ему на лицо, открыл глаза.

Филипп широко улыбнулся, в груди стало тепло от нежности. Светлоглазый мальчик глядел на него, его сын, его Александр, такой же светлоглазый, как отец, – эллин из Аргоса! И нисколько не похожий на родню его матери, мрачных людей суровой страны Эпира.

Олимпиада, жена Филиппа, ждала мужа в дальних покоях гинекея[4]. Еще больная, она лежала в постели на высоко взбитых подушках. Она сделала все, чтобы казаться красивой, – нарумянилась, насурьмила брови, мелкими локонами завила волосы. Положив сверх одеяла руки, отягченные золотыми браслетами, она лежала неподвижно, прислушиваясь к голосам, к шагам, к движению в доме.

За стеной приглушенно постукивали ткацкие станки, шелестели негромкие разговоры – это рабыни болтают за работой, знают, что Олимпиада не войдет к ним сейчас…

Со двора гинекея доносился детский смех. Это ее маленькая дочь Клеопатра играет с подругами – качаются на качелях или плещутся в теплой, согретой солнцем воде бассейна. Там же с ними и еще одна царская дочь, дочь Филиппа и флейтистки-иллирийки, одной из этих презренных женщин, которые приходят на пиры развлекать гостей. Кинана дика, угрюма, глаза – как горящие угли из-под черных бровей. Но воля Филиппа непреклонна. Кинана – его дочь и должна воспитываться вместе с детьми Олимпиады. Олимпиада может только одно – не знать ее, не видеть, не замечать…

Веселые крики и смех детей, шум в ткацкой – все это раздражало. Ланика вышла с ребенком навстречу к Филиппу – Олимпиаде надо было услышать, как встретит ее Филипп.

Наконец ее чуткое ухо уловило знакомый, чуть