* * *

Подвести итоги оказалось делом несложным. Если кто-то говорит нам, что написал письмо, а потом оно появляется за подписью кого-то другого, тогда одно из двух, либо второй человек написал его по просьбе первого, либо первый подделал подпись второго. Это бесспорно. Допустив, что адрес, указанный в письме, принадлежит не первому человеку, но второму, который, очевидно, и получил ответ из кинокомпании, можно предположить, что все шаги, предпринятые на основании содержавшейся в нем информации, были сделаны исключительно только первым человеком и ни в коем случае не вторым, данный вывод напрашивается сам собой, с логической точки зрения здесь все более чем ясно. Из этого следует, что, во-первых, оба человека договорились о том, чтобы произвести данную эпистолярную мистификацию, и, во-вторых, что целью первого человека было остаться в тени до самого последнего момента, в чем он и преуспел. На столь элементарные логические построения Антонио Кларо истратил три дня, пока не получил письмо, посланное загадочной Марией. В письмо была вложена карточка с такими словами, написанными от руки, без подписи: надеюсь, это вам для чего-нибудь пригодится. Сам Антонио Кларо задавал себе вопрос: что же мне теперь делать. Впрочем, надо сказать, что если бы мы применили к данной ситуации теорию фильтров или сита для слов, то обнаружили бы здесь присутствие некоего побочного элемента, взвеси или просто осадка, как предпочитает называть это сама Мария, которую Антонио Кларо дерзнул назвать, лишь ему одному известно, с какой целью, сначала канарейкой, а потом соловьем, и сейчас, когда нам уже объяснили, каким образом следует такой осадок анализировать, мы можем предположить, что в нем явно просматривается намек на какое-то намерение, пока еще не очень определившееся, и мы ручаемся головой, что оно не возникло бы, если бы письмо было подписано не женщиной, а мужчиной. Мы хотим сказать, что если бы, например, Тертулиано Максимо Афонсо имел какого-нибудь близкого и надежного друга и замыслил сию хитроумную мистификацию вместе с ним, то Даниел Санта-Клара просто порвал бы это письмо, сочтя его ничтожной подробностью, не относящейся к сути дела, которая состояла в абсолютном тождестве двух людей, которое сближает их, но вскоре, возможно, непоправимо их разделит. Однако письмо, к сожалению, написано женщиной, ее зовут Мария да Пас, а наш Антонио Кларо, который в своей профессиональной жизни ни разу не получил роли героя-любовника, даже самого что ни на есть захудалого, старается изо всех сил компенсировать сие упущение активностью в своей повседневной жизни, как мы могли убедиться на примере недавнего эпизода со служащей кинокомпании, здесь необходимо пояснить, что если мы до сих пор не касались его любовных наклонностей, то только потому, что до сего времени они не имели прямого отношения к излагаемым событиям. Впрочем, поскольку человеческие поступки в большинстве своем определяются сочетанием импульсов, обусловленных необходимостью удовлетворения как основных, так и побочных потребностей того управляемого инстинктами существа, каким мы все еще являемся, наряду, разумеется, и с некоторыми рассудочными факторами, которые, хоть и с трудом, нам все-таки удается вводить в мотивационную сеть наших действий, могущих относиться как к сфере самого возвышенного, так и самого низменного, быть проявлением как величайшего благородства, так и крайней порочности, мы не станем слишком строго судить Антонио Кларо и примем в качестве временного объяснения его повышенного интереса к отправительнице письма самое обыкновенное любопытство, столь свойственное человеку, проявившееся в данном случае в желании узнать, какого рода отношения связывают идейного автора письма, Тертулиано Максимо Афонсо, и его материального автора, вышеупомянутую Марию да Пас. Мы уже не раз имели возможность убедиться, что у Антонио Кларо нет недостатка в проницательности и широте кругозора, но даже самый изощренный исследователь, оставивший значительный след в области науки криминалистики, не был бы в состоянии вообразить, что в этом необыкновенном случае, вопреки документально подтвержденной очевидности, идейным и материальным автором обмана является один человек, а не двое. А что касается их отношений, то тут в голову прежде всего приходят два предположения, второе из которых представляется более вероятным: или они просто друзья, или просто любовники. Антонио Кларо склонен принять вторую гипотезу, во-первых, потому, что она больше соответствует тем сюжетным перипетиям, свидетелем которых он является в фильмах, в которых ему удается участвовать, во-вторых, потому, что здесь он чувствует себя в хорошо знакомой местности с хорошо знакомыми проторенными путями. И тут настало время спросить, знает ли о происходящем Элена, счел ли Антонио Кларо нужным сообщить ей о своем визите в офис кинокомпании, о поисках в регистрационной книге и о своей беседе с умной и благоуханной Марией, показал ли он ей и собирается ли показать письмо, подписанное Марией да Пас, и намеревается ли он сообщить ей как жене о том, в каком опасном направлении устремляются теперь его мысли. Ответ на эти вопросы является отрицательным, нет, нет и еще раз нет. Письмо пришло вчера утром, и единственной заботой Антонио Кларо было найти такое место, где никто не смог бы его обнаружить. Оно уже там, в тайнике, спрятано между страницами «Истории кино», к которой Элена не проявляла никакого интереса после того, как очень поверхностно просмотрела ее в первые месяцы своего замужества. Истины ради следует также признать, что Антонио Кларо до сих пор, хоть он все время напряженно об этом думает, пока еще так и не сумел составить сколько-нибудь вразумительного плана действий. Но, пользуясь нашей привилегией, состоящей в том, что мы знаем все, до самой последней страницы, что должно произойти в данном повествовании, за исключением тех мест, где нам предстоит еще кое-что сочинить, скажем заранее, что актер Даниел Санта-Клара завтра позвонит в квартиру Марии да Пас просто для того, чтобы узнать, что там кто-то есть, ведь сейчас лето, время отпусков, но он не произнесет ни единого слова, будет хранить безмолвие, чтобы тот, кто возьмет трубку, не принял его по голосу за Тертулиано Максимо Афонсо, потому что тогда ему пришлось бы им притвориться, а это могло бы привести к непредсказуемым последствиям. И совершенно для нее неожиданно через несколько минут, еще до того как Элена вернется с работы, он позвонит на квартиру преподавателя истории, но теперь он не будет безмолвствовать, у него уже заготовлена соответствующая речь, и он ее произнесет, не важно, будет ли кто-нибудь его слушать или придется наговорить ее на автоответчик. И вот что он скажет, вот что он уже произносит: добрый день, с вами говорит Антонио Кларо, думаю, вы не ожидали моего звонка, я был бы удивлен, если бы оказалось, что вы его ждете, предполагаю, что вас нет дома, возможно, вы наслаждаетесь отдыхом в провинции, это естественно, сейчас отпускное время, но, где бы вы ни были, здесь или где-нибудь еще, хочу попросить вас об очень большом одолжении, позвоните мне, пожалуйста, как только вернетесь, я искренне убежден, что мы еще должны многое друг другу сказать, думаю, что нам надо встретиться, но не в моем загородном доме, а в каком-нибудь другом месте, более укромном, вдали от любопытных взглядов, они нам ни к чему, надеюсь, вы со мной согласитесь, звонить мне лучше всего между десятью утра и шестью вечера, в любой день, кроме субботы и воскресенья, но только до конца ближайшей недели. Он не прибавил: потому что тогда у Элены, так зовут мою жену, не помню, говорил ли я вам уже это, начнется отпуск, и она все время будет дома, дело в том, что, хотя я сейчас и не занят на съемках, мы с ней никуда не поедем. Но сказать такое означало бы признаться, что он не ввел жену в курс событий, а поскольку между ним и Тертулиано Максимо Афонсо не сложилось доверительных отношений, то нечего ему, человеку благоразумному и осмотрительному, обсуждать с ним, особенно в столь щекотливой ситуации, подробности своей семейной жизни. Антонио Кларо, который уже доказал нам, что в отношении остроты ума он нисколько не уступает Тертулиано Максимо Афонсо, прекрасно понимает, что теперь они поменялись ролями, теперь маскироваться придется ему, и то, что сначала показалось ему нелепым и запоздалым вызовом преподавателя истории, приславшего ему, словно пощечину, свою накладную бороду, на самом деле было совсем неспроста и весьма кстати. И в то место, где ему предстоит встретиться с Тертулиано Максимо Афонсо, замаскированным придет Антонио Кларо, а не преподаватель истории. И как в свое время Тертулиано Максимо Афонсо прибыл на эту улицу в накладной бороде, чтобы попытаться увидеть Антонио Кларо и его жену, точно так же теперь Антонио Кларо отправится на улицу, где живет Мария да Пас, чтобы узнать, что она за женщина, и проследовать за ней до дверей банка и даже до дома Тертулиано Максимо Афонсо, он будет ее тенью столько времени, сколько потребуется, пока в силу обстоятельств, уже изложенных и тех, что нам предстоит еще изложить, в данную ситуацию не будут внесены необходимые изменения. После всего сказанного вполне понятно, что Антонио Кларо открыл ящик комода, где он хранит коробку с усами, некогда украшавшими физиономию Даниела Санта-Клары, но для сегодняшней маскировки их явно недостаточно, в коробке из-под сигар есть еще накладная борода, ее-то и наденет теперь Антонио Кларо. Некогда, в стародавние времена, жил на земле царь, славившийся великой мудростью, так вот, он провозгласил однажды со всей значительностью, которую придавал ему престол его, что под солнцем не бывает ничего нового. Впрочем, не стоит принимать подобные высказывания слишком всерьез, к чему повторять их, когда вокруг нас все давно изменилось, да и само солнце уже не то, что прежде. Однако жесты людей и выражение их лиц не очень-то изменились, не только со времен третьего царя Израиля, но с того самого незабвенного дня, когда человеческое лицо впервые явственно разглядело себя в гладкой водной поверхности и осветилось мыслью: это я. И там, где мы теперь находимся по прошествии четырех или пяти миллионов лет, мы однообразно повторяем первобытные жесты, несмотря на все изменения солнца и освещаемого им мира, если вам нужны доказательства, то достаточно будет посмотреть, как перед гладкой поверхностью зеркала в своей ванной комнате Антонио Кларо прилаживает бороду, ранее принадлежавшую Тертулиано Максимо Афонсо, с той же тщательностью, с той же сосредоточенностью и, возможно, с тем же страхом, с каким всего несколько недель назад Тертулиано Максимо Афонсо в другой ванной комнате и перед другим зеркалом рисовал на своем лице усики Даниела Санта-Клары. Но, будучи менее уверенным в себе, чем их общий первобытный предок, они не поддались наивному искушению и не изрекли: это я, дело в том, что с тех далеких времен страхи существенно изменились, а сомнения еще больше, и теперь здесь вместо подобного радостного возгласа с наших уст способен сорваться только вопрос: кто это, и на него, возможно, мы не сумеем ответить и по прошествии еще четырех или пяти миллионов лет. Антонио Кларо снял бороду и положил ее в коробку, скоро придет Элена, уставшая после работы, еще более молчаливая, чем обычно, и станет ходить по дому с таким видом, словно это не ее квартира, словно она здесь чужая и ее не узнает даже мебель, углы и грани которой, будто злые сторожевые собаки, рычат при ее приближении. Не исключено, что некое слово, сказанное ее мужем, могло бы изменить ситуацию, но мы-то знаем, что ни Антонио Кларо, ни Даниел Санта-Клара ни за что не произнесут его. Или не захотят, или не смогут, все движущие силы судьбы зависят от человека, только от человека, и тот, кто, основываясь на уроках прошлого, берется утверждать обратное, в прозе или в стихах, не ведает, что говорит, простите нам столь смелое заявление.