Гиблое место. Около десяти деревянных бараков, здание администрации и, конечно, изолятор с двумя десятками карцеров для провинившихся. Единственное каменное здание на территории нашего лагеря. Не самое страшное наказание, хоть сидеть в каменном мешке даже и врагу не пожелаешь. Самое ужасное, когда виновного закапывали на плацу, да так, что над поверхностью оставалась только голова и шея. На несколько дней… Без воды и хлеба. Уже после первой ночи на лице не оставалось живого места – ночью приходили крысы и обгрызали несчастного. Смерть, как правило, наступала на второй или третий день.

– Тебя зовут Серхио…

– Вы совершенно правы, сеньор.

Хесус Морено… На вид ему лет восемьдесят, но стоит приглядеться – и понимаешь, что для такого возраста у него слишком молодые глаза. Живым взгляд не назовешь, но в нем нет и старческой подслеповатости, за которой старики прячут воспоминания. Невысок ростом, худощав, двигался с некоторой ленцой и показной немощью. Не знаю почему, но он мне напоминал куклу, сплетенную из высохших водорослей. Длинные седые волосы, кожа от загара словно дубленая, и внимательные темные глаза…

Он был самым старым обитателем этого лагеря, каким-то чудом выжившим в этом месте. Попал сюда около тридцати лет тому назад и давно мог выйти на поселение, но отказался и доживал век здесь, правя каторжным миром. Негласный правитель Анхело-де-Сорр. Судя по рассказам, даже здешний начальник не гнушался прислушаться к его советам. Меня позвали к Хесусу через три недели после прибытия. Пригласили, так сказать, на беседу.

– Ты странный человек. Никогда не слышал, чтобы простому убийце оказывали такие почести…

– Простите, сеньор, но я не понимаю, что именно вы подразумеваете под этими словами?

– Внимание к твоей персоне… Кто-то очень влиятельный переживает за судьбу простого каторжанина Серхио Чатрова.

Да, мою фамилию переиначили на испанский манер еще в Базалет-де-Энарьо, и Сергей Шатров превратился в Sergio Chatrov.

– Если ты так опасен, то почему не повесили? Вместо этого тебя поселили в первом бараке, где живут беглецы, за спинами которых не один побег, но ты… – Хесус ткнул в меня пальцем, – никогда и ниоткуда не бегал. С другой стороны, ты не наивный юноша, попавший сюда по недоразумению. Я живу здесь уже давно и не люблю ситуаций, которые могут оказаться опасными для моего мира и моих людей.

– От меня вам не будет вреда.

– Разве я говорил про вред? – Он даже усмехнулся. – Ты мутный и непонятный парень, а от таких всегда ждешь чего-то необычного. Чего мне ждать от тебя?

– Ничего плохого, сеньор. Я просто хочу выжить.

– Выжить? Ты считаешь это жизнью? Здесь ее нет. Ты сгниешь заживо.

– Все в руках Божьих.

– Неужели ты веришь в Бога?

– Иногда, сеньор, попадаешь в такие места, что лучше уж в него поверить…

– Ты интересный малый. – Он немного помолчал, а потом кивнул. – Ступай и подумай. Я буду за тобой присматривать, Серхио…

Старик был прав. Если я не сдохну в первые полгода, то превращусь в одного из здешних обитателей, которые тупо исполняют приказы, жрут вонючую баланду из гнилых овощей и развлекаются ловлей вшей. Жара, болезни, увечья. Смерть для них не событие, а привычный финал подобного существования.

Если этих людей и можно чем-то увлечь, то приездом дамочки из благотворительного общества. Им даже женщина неинтересна – все равно не увидят. Будет достаточно заметить ее коляску, остановившуюся у дома начальника, чтобы обсасывать новость несколько дней.

Бежать. Отсюда надо бежать! Чем скорее, тем лучше. Только как? Побег дело непростое, суеты не терпящее. Только бы поздно не было. Можно придумать множество достойных идей, ради которых я был обязан найти путь домой, но сейчас хотел лишь одного – выжить.

Основная масса каторжан трудилась на заготовке древесины. Болота, змеи, насекомые и хищники, которых не всегда успевали подстрелить охранники. Вечная грязь, испарения и духота. Небольшую группу – около пятидесяти человек – выводили на работы в город. Уборка улиц, лесопилка, верфь… Попасть в число этих счастливчиков было трудно, а для меня и вовсе невозможно. Обитателей первого барака выводили на работу, стреножив по рукам и ногам, да и приглядывали за нами больше, чем за остальными. Цепи снимали только на время сна и работы. Желающих бежать из Анхело-де-Сорр было мало. Если не подстрелят в первый же день, то поймают окрестные жители. Если умудритесь убежать и от них, то останутся непроходимые леса, хищники, крокодилы и акулы. Это если попытаетесь украсть лодку и уплыть…

Описывать быт – увольте. Полагаю, ваша фантазия без труда нарисует картинку всего увиденного. Каторга – она и есть каторга. Пару раз я ловил на себе любопытные взгляды. Им было интересно, что за птица прилетела из Старого Света. Нелюдимый, неразговорчивый… Такие всегда настораживают. Несколько раз со мной пытались заговорить местные стукачи, предлагая туманные возможности избавиться от оков. Я не стал слушать, и через некоторое время от меня отстали.

В тот вечер мы возвращались с работы позже обычного. На одного из парней напал крокодил, которых полно в здешних реках, и выпустил ему кишки. Пока бедолага кричал, охранники бестолково шарахались по берегу, стараясь отогнать наглую и очень зубастую тварь. Потом, когда крики утихли, нам пришлось доставать изорванное тело. Точнее – то, что от него осталось. В лагерь вернулись уже в сумерках, едва волоча ноги от усталости. Над колонной висел стойкий запах здешних болот. Этой вони не перебивал даже запах океана, по берегу которого, спотыкаясь и увязая в песке, возвращались в лагерь. Звон цепей, ругань охранников, которые чистотой не отличались от нас, и усталость, превращавшая тело в жалко дрожащий студень. Ну и тело погибшего мужчины, которое пришлось нести, чтобы стражники могли отчитаться за количество заключенных.

– Серхио, погоди немного…

Обернувшись, я увидел того самого парня, который едва не довел меня до исступления. Студент-медик. Он не только не сдох, но, похоже, шел на поправку. Хрипел, харкал кровью, едва ковылял, но жил. Крепкий парень. Уважаю таких. Наверное, поэтому я ему и ответил. Мы шли медленно, так что можно было перекинуться парой слов.

– Чего тебе нужно, hombre? [4 - Человек, парень (исп.).]

– Не кричи. Хочу поговорить.

– А я хочу пожрать и выспаться.

– И все? – Парень попытался прищуриться, но с заплывшим глазом это выглядело слегка комично.

Я пожал плечами и отвернулся. Он уже мне в спину коротко бросил:

– Это важно.

– Вечером поболтаем.

21

– Ты не знаешь, куда бежать.

– Что ты мелешь?

– Меня зовут Роберто Феррейра Лара.

– Серхио.

Разговор, начатый во время возвращения в лагерь, продолжился рядом с бараком, куда мы вышли уже в сумерках. Это не запрещалось правилами и не грозило наказанием. На ночь к койкам приковывали лишь провинившихся. Рядом с нашим бараком находилось здание изолятора, откуда доносилась жалобная молитва, похожая на стон. Она была обращена к Богу, но вязла в темноте, даже не долетая до тюремной ограды. Воистину всеми забытое место.