Я малодушно подумал о том, как мои романтические намерения обучиться летному мастерству превратились в дежурство на посту, где я защищаю «Гранд-отель» в Скарборо от вторжения любых чужаков. При мрачном взгляде на мир мое занятие казалось нелепо комичным, и, топча землю на своем коротком маршруте часового, я все время убеждал себя сохранять чувство юмора. Справа от меня была стена высотой с мой рост, и при каждом моем движении вдоль нее я хмуро размышлял о том, как забавно выглядит со стороны мое занятие. Вдруг в какой-то момент я посмотрел на стену, и она напомнила мне пса мистера Бейлса по имени Шеп. Вот уж кто, несомненно, был наделен чувством юмора. Дом мистера Бейлса стоял посреди деревни Хайберн, и, чтобы попасть во двор, приходилось ярдов двадцать идти по проулку между оградами почти в рост человека – соседнего дома слева и сада мистера Бейлса справа, где почти весь день околачивался Шеп.

Это был могучий пес, гораздо крупнее среднего колли. Собственно говоря, по моему твердому убеждению, в нем текла кровь немецкой овчарки, ибо, хотя он щеголял пышной черно-белой шерстью, в его массивных лапах и благородной посадке коричневой головы с торчащими ушами было что-то эдакое-некое. Он разительно отличался от плюгавых собачонок, которых я чаще всего видел во время объездов.

Я шел между оградами, но мысленно уже перенесся в коровник в глубине двора. Дело в том, что корова Бейлса по кличке Роза мучилась одним из тех неясных расстройств системы пищеварения, из-за которых ветеринары лишаются сна. Ведь при этом так трудно поставить диагноз! Эта корова два дня назад начала покряхтывать и давать все меньше молока, и когда я осматривал ее вчера, то совсем запутался в возможных причинах. Проглоченная проволока? Но сычуг сокращается как обычно, и в рубце хватает нормальных шумов. Кроме того, она хотя и вяло, но жевала сено.

Завал?.. Или частичная непроходимость?.. Несомненная боль в животе и эта подлая температура – тридцать девять и два… очень похоже на проволоку. Конечно, вопрос можно было бы разрешить сразу, вскрыв ей желудок, но мистер Бейлс придерживался старомодных взглядов и не желал, чтобы я лазал во внутренности его коровы прежде, чем поставлю точный диагноз. А поставить его мне пока не удалось – таков был единственный бесспорный факт.

Как бы то ни было, я приподнял ее, поставив передними ногами на половинку двери, и закатил ей сильное масляное слабительное. «Держи кишечник чистым и уповай на Бога!» – сказал мне однажды умудренный годами коллега. Совет очень недурной!

Я прошел уже полдороги по проулку, теша себя надеждой, что найду свою пациентку на пороге выздоровления, как вдруг в мое правое ухо, словно бы из ниоткуда, ударил оглушительный звук. Опять этот чертов Шеп!

Ограда была, как нарочно, такой высоты, что пес мог подпрыгнуть и залаять прямо в ухо прохожему. Это была его любимая забава, и он уже несколько раз ее со мной проделывал – правда, впервые столь удачно. Мысли мои были далеко, и пес получил возможность так хорошо рассчитать свой прыжок, что лай пришелся на высшую точку и клыки лязгнули совсем рядом с моим лицом. А голосина у него был под стать телосложению: рык, басистый, как мычание быка, подымался из глубин могучей груди и вырывался из разверстой пасти.

Я взвился в воздух на несколько дюймов – сердце у меня колотилось, в голове звенело, – а когда снова опустился на землю и в ярости поглядел за ограду, то, как обычно, успел увидеть только мохнатый силуэт, стремительно исчезнувший за углом дома.

Вот это и ставило меня в тупик. Зачем он так делает? Потому ли, что он – свирепый зверь и точит на меня зубы? Или он развлекается? Но я ни разу не оказался от него настолько близко, чтобы найти ответ на эту загадку.

В результате я был не в лучшей форме для скверных новостей, а именно они поджидали меня в коровнике. Одного взгляда на лицо фермера было достаточно: корове стало хуже.

– Заперло ее, вот что! – угрюмо буркнул мистер Бейлс.

Я скрипнул зубами: фермеры старой закалки подводили под термин «заперло» целую гамму желудочно-кишечных заболеваний.

– Значит, слабительное не подействовало?

– Да нет. Иногда вроде орешки сыплются. Говорят же вам: заперло.

– Ну хорошо, мистер Бейлс, – сказал я с кривой улыбкой. – Попробуем что-нибудь посильнее.

Я принес из машины набор для промывания желудка – приспособление столь нежно мной любимое, но теперь, увы, исчезнувшее из моей жизни. Длинный резиновый желудочный зонд и деревянный зевник с ременными петлями, чтобы зацеплять за рога. Накачивая в корову два галлона теплой воды с формалином и поваренной солью, я чувствовал то же, что Наполеон, когда он при Ватерлоо бросил в бой старую гвардию. Если уж это не подействует, рассчитывать больше не на что.

Да, обычная уверенность оставила меня. С коровой творилось что-то непонятное. Но иного выхода у меня не было. Любой ценой заставить органы пищеварения снова функционировать! Потому что мне очень не понравилось, как выглядела корова. Мягкое покряхтывание не прекратилось, а глаза заметно запали – самый грозный симптом у крупного рогатого скота. И есть она перестала вовсе.

На следующее утро, проезжая по единственной улице Хайберна, я увидел, что из лавки вышла миссис Бейлс. Я затормозил у обочины и высунул голову в окошко.

– Как нынче Роза, миссис Бейлс?

Фермерша поставила корзину и грустно поглядела на меня.

– Худо, мистер Хэрриот. Муж думает, что ей скоро конец. Если он вам нужен, так идите прямо через луг. Он там чинит дверь сарая.

Я свернул к воротам, за которыми начинался луг, и на меня накатилась волна черной тоски. Машину я оставил у обочины и поднял щеколду.

– Черт! Черт! Черт! – бормотал я, шагая по траве. Меня грызла тягостная мысль о надвигающейся трагедии. Гибель коровы – тяжелый удар для мелкого фермера со стадом из девяти голов и двумя-тремя свиньями. Я должен помочь – а от меня ни малейшего толка. Каково мне было сознавать это!

И тем не менее на меня вдруг снизошел мир. Луг был обширный, а сарай находился на дальнем его конце. Я шел по колено в высокой шуршащей траве. Пора уже ее косить… И тут я всем своим существом понял, что лето в разгаре, что солнце сияет и вокруг меня, растворяясь в хрустально-чистом воздухе, струятся ароматы клевера и нагретых трав. Где-то неподалеку находилось поле цветущей фасоли, и я поймал себя на том, что, закрыв глаза, впиваю ее благоухание, словно дегустирую редкостный напиток.

И тишина! Исполненная невыразимой благости. Как и ощущение, что я тут один. Мой взгляд мечтательно скользнул по зеленым просторам, дремлющим в солнечных лучах. Нигде ни движения… ни звука…

Но тут без малейшего предупреждения земля у моих ног взорвалась пушечным выстрелом. На жуткий миг голубое небо исчезло за чем-то косматым, и красная пасть ухнула «вуф!!!» прямо мне в лицо. С придушенным воплем я попятился, дико посмотрел по сторонам и увидел Шепа, который стремглав летел к воротам. Укрывшись в высокой траве на середине луга, он по всем правилам тактики восемнадцатого века выждал, пока не различил белков моих глаз, и тут ринулся в атаку.