обыскали двор, сарай, подвал. Появилась надежда, что дяде Талимону все же удалось уйти в лес. Надежда эта жила у нас до утра — пока мы не узнали, что на дом Герасимовичей напали бандиты. Избитого старика, его жену, Лукерью с младенцем они подвели к селу Углище и там, связав колючей проволокой, утопили в речке Стуболке.

22

Мы поднялись задолго до рассвета, чтобы привести себя в порядок, — наша верхняя одежда была вся в грязи. Появляться в таком виде в городе мы не могли. Необходимо было уничтожить следы утомительного двадцатикилометрового пути, проделанного за сутки.

Борис Сухенко принес из лесной копанки воды, вынул бритву, маленький кусочек мыла и полотенце.

— А что, братцы, с таким документом, как у вас, к тому же с усами и бородой до пояса, можно выходить из лесу, ничего не боясь. Стоит показаться немцу, и он тебя еще на своей машине в город подкинет, — сказал, смеясь, Сухенко.

— Конечно, подкинет, и прямо в гестапо. С ними шутки плохи, — возразил Мамонец, который успел побриться, почистить одежду и уже нетерпеливо наблюдал за всеми нашими приготовлениями.

— Вы недооцениваете силу этого документа. Подпись доктора Пютца с гербовой печатью действует магически.

— Но одно маленькое подозрение, появившееся у какого-нибудь паршивого зондерфюрера, даже не подозрение, а так каприз: «Простите, мы должны кое-что проверить, это займет буквально несколько минут, пройдемте с нами в комендатуру», — и все может кончиться трагически. И только потому, что твоя шея показалась ему недостаточно чистой как для представителя арийской расы, — сказал Петр.

Через час, проверив, надежно ли прикрыты гранаты, которыми были набиты наши портфели, и, попрощавшись с товарищами, мы отправились в город. Наш путь к железнодорожной насыпи пролегал по лесу. При всей надежности документов мы предпочитали избегать встреч с немцами и оуновскими бандитами, считая, что осторожность никогда не бывает излишней. Поэтому, приближаясь к полянам, к пересечению тропинок, часто останавливались, обдумывали дальнейший свой путь и лишь тогда осторожно двигались вперед.

Мы уже порядком удалились от места нашей ночевки, как вдруг Петр остановился и, прислушиваясь, поднял руку, словно предупреждал нас. Совсем рядом загудел мотор, и из ельника выехала грузовая машина. В кабине рядом с шофером сидел гитлеровский офицер. Заметив нашу группу, он потянулся за пистолетом. В руках сидевших в кузове полицейских щелкнули предохранители винтовок. Шофер, избегая прямой встречи с нами или растерявшись, круто вывернул руль, но неудачно. Машина врезалась в толстую сосну и остановилась. Петр, шепнув мне, чтобы мы не двигались, направился к машине.

— Что случилось? — спросил он у шофера по-немецки. — Ты что, первый день за рулем? Вам повезло, господин офицер, что на нашем месте не оказались партизаны. Иначе нерешительность вашего шофера погубила бы вас. Вы на фанерный завод едете? Тогда вам надо вон по той дороге. Дальше, зато безопаснее.

— А вы кто? — поинтересовался офицер.

— Выполняем специальное задание шефа СД доктора Пютца… — Уверенность, с которой говорил Петр, кажется, не оставила у гитлеровца никаких сомнений. Он поблагодарил Петра, приказал шоферу развернуть машину.

До города было далеко, так же как было далеко до уверенности, что все неприятности на нашем сегодняшнем пути исчерпаны. Мы убедились в этом очень скоро.

Вооруженных гитлеровцев, идущих нам навстречу по полевой дороге, мы заметили издалека. Их было трое. Они тоже заметили нас и теперь быстро приближались. Повернуть обратно в лес мы уже не могли — они моментально открыли бы огонь. А на хуторах, по нашему предположению, находилось целое их подразделение, и гибели нам тогда не миновать. К тому же мы не были уверены, что это именно гитлеровские солдаты. Они могли оказаться переодетыми партизанами или оуновскими бандитами.

Приближаясь к нам, они замедлили шаг, как бы ожидая действий с нашей стороны, но не остановились. Мы разминулись. Никто из нас не оглянулся.

— Кажется, пронесло, — облегченно вздохнул Михаил Шевчук, когда мы удалились от них на приличное расстояние.

— Пронесло? — переспросил я, удивляясь, как он не заметил, что из крайней, самой ближней к нам, хаты вышли несколько солдат и офицер. — По-моему, только начинается. Вероятно, на хуторах облава. Эти точно нас задержат.

— Шагу не сбавлять, — сказал Петр, — они за нами наблюдают. Мне кажется, что и те трое остановились. Не оборачиваться! Вот это капканчик. Здорово мы попались. А? Теперь никаким боем не прорвешься. Документ бы не подвел.

— Высокомерней держитесь, холоднее, — шептал Шевчук.

— Хальт! — окликнул офицер и направился с солдатами к нам.

Мы остановились.

— Хайль Гитлер! — прокричал Петр, пружинисто выбросив вперед правую руку.

— Хайль! — послышалось в ответ. — Кто такие? — спросил офицер на ломаном польском языке.

— Выполняли особое задание шефа СД доктора Пютца, теперь возвращаемся в город, — ответил Петр на немецком.

— Прошу предъявить документы.

— Пожалуйста, — Петр извлек из внутреннего кармана мундира небольшой лист бумаги и протянул его офицеру.

Тот развернул его и быстро пробежал глазами. В левом углу документа синел продолговатый штамп управления СД. Далее сообщалось, что Болеславу Соколовскому, Петру Зданевичу и Николаю Станишевичу поручено выполнить в районе Клевани ответственное поручение. Под текстом стояла заверенная гербовой печатью подпись доктора Пютца.

Один из солдат попытался заглянуть через плечо офицера в документ, но Петр заслонил его.

— Помогите нам как можно скорее добраться в город, — попросил Петр, когда офицер протянул ему документ обратно.

— Зайдите вон в ту крайнюю хату, — он махнул рукой в сторону одинокого хутора. — Это наш штаб. Там вам помогут.

Миновав хату, у которой стояли легковой автомобиль и несколько грузовиков, мы вышли на шоссе. Мимо нас проносились машины, следующие в направлении города Ровно. Мы шли твердым шагом, будто на самом деле выполняли особое поручение доктора Пютца.

Оказавшись в Ровно, Петр отправился на южную окраину города, к своему дальнему родственнику Генриху Бытнеру. Необходимо было достать лошадей, чтобы отвезти Марию с детьми в лес.

Генрих Бытнер отвел взгляд от иконы и начал пристально разглядывать свои руки. Это все, что осталось после того, как дом был сожжен бандитами. А у него голодные дети, больная жена! Только эти вот усталые руки да пара лошадей! У пресвятой Марии холодный и безразличный взгляд!.. Случись что с лошадьми — что будет с его детьми!

— Я возмещу убытки, — сказал Петр.

— А жена что скажет? «У тебя дети от голода пухнут. Твои родные дети, а ты, такой добренький, чужим решил помогать?» Она наверняка это скажет и расплачется. И еще добавит: «Вот, смотрите, какой у вас отец!» А что мне ответить на это?

Петр чувствовал себя неловко. Он не имел права требовать у Бытнера