В конце угара поиска врагов среди руководящих кадров, на это сито попал и Макар Семенович, которого лишили партбилета. Валик помнит, как родители после этого с тревогой прислушивались к шуму машины, проезжающей по улице, но высшая партийная инстанция не утвердила его исключение, и он был восстановлен в партии. Предотвращая возможную личную неприязнь в старом Райкоме, его перевели в другой район на такую же должность в еще большем совхозе.

В то далекое время бабушка с дедушкой всю жизнь при Сталине прожили под страхом за свою жизнь и жизнь своих детей, и было от чего. Тетя Геня была большим начальником, Тетя Люся женой большого начальника (действительно чудом уцелевшего), мама женой осужденного «тройкой». Не раскулаченного, а осужденного.

Тетя Яня естественной считала жизнь без помещиков и буржуев, но в этой естественной жизни в студенчестве ее возмущали несправедливости, а язык у неё был настолько острым, что ухаживающие за ней молодые командиры (один, два кубика) на день рождения преподнесли ей букетик колючей травы.

Дядя Вячик на съемках фильма «Четвертый перископ» (1940 г.) был ассистентом оператора и проводил съемку выхода из Кронштадта эскадры боевых кораблей. Закончив съемку, он с ужасом обнаружил, что забыл снять с объектива колпачок. Главный оператор сказал: «Молчи» и подал команду связному повторить выход, придумав для этого какую-то причину. Связной просемафорил (флажками) и все корабли, не столкнувшись друг с другом, возвращаются в Кронштадт, чтобы повторить выход.

В целом, способных доносить было очень мало.

Если «чистка» и, в частности, раскулачивание коснулись прямо или косвенно почти всех (хотя бы просто через общих знакомых), то уничтожение политических оппонентов Сталина и перевоспитание интеллигенции, для дяди Пети, дяди Васи и других жителей нашего двора, и для нас детворы были где-то там, в параллельном мире, где даже знакомых не было. – «Зря не заберут», «А, не болтай лишнего» Не знаю, что на самом деле думали взрослые, но эти слова в их разговорах я слышал. Наверное, бабушка с дедушкой не думали, что «зря не заберут», от того и прожили всю жизнь при Сталине в страхе за себя и своих детей.

Особенно трагична моральная драма оказавшихся репрессированными представителей новой «народной» интеллигенции. Бывшие рабочие, бывшие батраки благодаря труду, способностям и упорству получившие образование и ставшие при советской власти руководителями, безгранично преданные делу построения нового счастливого общества, оказались в тюрьме, а некоторых и расстреляли.

В зачитанном во всех трудовых коллективах докладе Хрущева о «культе личности», рассказывается, как приговоренные к расстрелу революционеры уверенные, что их осудили пробравшиеся к власти контрреволюционеры, стоя у стенки, провозглашали здравицу в честь Сталина, так что руководивший расстрелом попросил: «Вы хоть имя товарища Сталина не марайте». Он не был уверен в их виновности, но быть неуверенным он не имел права. И казнимый и палач считали себя преданными Сталину, верными Ленинцами – это поразительный факт истории..

Попавшие под каток репрессий, но оставшиеся в живых, претерпев издевательства и пытки, оказались в лагерях ГУЛАГа вместе с уголовниками. Надзиратели в уголовниках видели оступившихся своих, а осужденные по 58 статье были «врагами народа». По-разному к ним и относились, используя уголовников как помощников в угнетении «врагов народа» (я об этом читал).

В царских тюрьмах к «политическим» относились как к оступившимся своим, и держали от уголовников отдельно.

В воспоминаниях осужденные по 58 статье пишут, что больше физических пыток их угнетала мысль о том, что их дети поверят суду, и будут считать родителей врагами Советской власти.

Жизнью были недовольны, жизнь поругивали, но советскую власть большинство считало своей. Власть осуществляли не какие-то господа из совершенно далекого от них верхнего слоя, а это были такие же, как они, голодранцы – «выдвиженцы». Работяги в разговоре между собой могли обозвать секретаря «выдвиженца» скотиной, или набором непечатных слов, как соседа по станку, как равного себе, а вот среди интеллигенции встречались те, кто относился к секретарю – выдвиженцу, как попавшему во власть «быдлу», и, соответственно, отношение этого секретаря к работяге и к «интеллигенту» было разным.

Были ли недовольные советской властью? Я думаю, дедушке иногда снилось, что он чиновник Варшавской железной дороги, а бабушке, что она жена чиновника. Среди образованных были, но не большинство – многие поверили в революцию, а «брали» их тысячами, потому что теоретически они были носителями буржуазной идеологии.

А вот среди крестьян против колхозов было абсолютное большинство. Нет, возврата помещиков они не хотели, но они хотели иметь свою лошадь и свое поле, но именно потому, что они теперь не имели своего поля и своей лошади, их не «брали» (если не болтал языком), потому что, лишившись поля и лошади, они теоретически перестали быть источником возрождения мелкобуржуазного мировоззрения

Эта теория, провозгласившая частную собственность источником зла и возведенная в государственную идеологию, привела страну к 1993 году.

Вот все, что мне удалось сказать, для того, чтобы поделиться с Вами своим мнением о Великой эпохе. Все положения я иллюстрировал жизнью реальных, мне очень близких людей. Если вы не согласны со мной, то читайте. Десятки толкователей вцепятся в вас, чтобы доказывать справедливость своего толкования, исходя из его – толкователя политической ориентации.

Я привел рассказы о репрессированных родственниках Быстровой и Бельской, о Фастовичах, а как папа провел 5 лет в лагере (или тюрьме), я его не спрашивал, и он об этом не рассказывал. Не работа в лагере и «на воле» после отбытия срока заключения для него была угнетением, а то, что его лишили любимого дела – быть хозяином, организатором и работником в своем деле, и с коммунистами он не примирился, и мне высказал подозрение: не коммунист ли я.

Сейчас мне за 70, и я, прочитав то, что когда-то писал, задумался о понятии «свободный человек».

Борцы за свободу в Чечне, в Нагорном Карабахе, в Луганской и Донецкой областях, в Южной Осетии воодушевили народ на борьбу «за свободу», и полилась кровь, и до сих пор льется, а народ лишился свободы жить без страха смерти

Свободен ли обыватель, для которого все эти президенты, холод, хозяин, жара, комары – это только среда, к которой надо приспосабливаться?

У папы хватало ума и таланта приспосабливаться, но свободным себя он не считал, но и рабом он не был.

Только сам человек ощущает себя или свободным, или рабом. Никто не вправе решать этот вопрос за него и, тем более, навязывать свободному человеку свое представление о свободе, но поделиться-то мнением можно – вот я и делюсь, а Вы вправе задуматься о своем.

Просвещение. Другие дети. Доходы семьи

Одновременно с репрессиями, шло колоссальное строительство нового могущественного государства. Так что к началу войны мы с капиталистическим миром разговаривали на равных. (На кофейной гуще можно погадать – насколько индустриализация была бы успешней, если бы не было репрессий).

В те времена, когда только что была ликвидирована неграмотность, безработица и беспризорность, когда страна пыталась стать передовой индустриальной державой, громадное внимание уделялось и нравственному воспитанию и образованию детей. Надо было вырастить новую «народную» интеллигенцию.

Сейчас, когда оплёвывается всё прошлое, как-то на телевидении выступал церковный деятель (Кирилл?), который, между прочим, сказал о том, что он в детстве был тимуровцем, и что движение тимуровцев прививало детям доброту и уважительное отношение к старшим. И не только тимуровское движение, пионерские заповеди целиком соотносились с христианскими, если их принять за образец. Тимуровские (пионерские) заповеди отличаются от религиозных только главным пунктом: религиозная заповедь призывает быть верным в служении Богу, а пионерская – быть верным в служении Народу.

Другим образцом было рыцарство – мальчишки во все времена дерутся, так у нас было непреложными правилами: лежащего не бьют, драка только до первой крови (нос расквасить), но у нас во дворе чаще и по лицу договаривались не бить, чтобы не привлекать внимания взрослых.

Просвещением занималась не только школа. Были в Ленинграде дворцы Просвещения. Большой Дворец Пионеров в Аничковом дворце на углу Фонтанки и Невского я посетил со школьной экскурсией один раз (Лахта считалась пригородом), а вот в Доме науки и техники в каком-то дворце на берегу Невы, куда вход был свободным, я