Из кожи охотника, который тащил мои вещи, с шумом вылетел мой примус и покатился по земле. Бешеный носорог, не видя в слепой ярости другого предмета, на который он мог бы излить свою злость, бросился на несчастный примус, который дикари вытащили со мной из ямы.

Кремневые копья и стрелы ничего не могли бы поделать против твари с такой толстой кожей. Поэтому охотники удовольствовались тем, что спрятались в ближайших кустарниках.

Туман закрыл от нас носорога, и в то время, как мы быстро уходили, было слышно еще сопение громадного животного и жалобное треньканье несчастного примуса, который звенел под ударами его страшного рога.

По моим предположениям, поход наш продолжался около двух часов. Потом охотники остановились и развели огонь.

Они сделали это не так, как разводят огонь примитивные народы нашего времени, а также и эскимосы, трением двух кусков дерева различной твердости; они высекли искры из двух кусков кремня на особый сорт гриба, который растет в этой стране на деревьях, мицеллий которого доставляет им отличный трут. Огниво и трут носит каждый охотник в кожаном мешке на шее.

Сухая трава занялась; ветви затрещали. Тут впервые я заметил, что эти дикари каждое разведение огня сопровождают каким-то обрядом.

Когда вспыхнуло первое пламя, все они молча ударили ладонью левой руки о землю.

Возможно, что этим они изображают удар молнии, – огня, падающего с небес.

Люди эти необыкновенно молчаливы. Они могут сидеть долгие часы без движения и мрачно смотреть на огонь. С удовольствием узнал бы я, что делается в их примитивном мозгу в течение этих долгих периодов молчания.

Лежа на своих носилках, я мог спокойно наблюдать за их деятельностью. Они искусно разделили на четыре части оленя и жарили окорока.

Прежде всего они очистили кости с мозгом; выпекли их на огне, разбили камнем и высосали, как лакомство, их содержимое. Они с удовольствием ели горячий мозг. К сожалению, я убедился, что они имеют общую с эскимосами северную привычку – пожирать сырьем содержимое желудка убитого зверя.

Ели они медленно, основательно разжевывая пищу сильными челюстями. Зубы их были белы, а клыки сильно развиты. Они молча подали мне часть внутренностей, которые еще дымились, но я отстранил их с выражением отвращения. Тогда они принесли мне кусок полуиспеченного обгорелого и покрытого пеплом мяса. Я быстро, с жадностью голодного, съел его.

Тело дикарей было покрыто седым инеем от осевшего тумана, шкуры покрыты росой и дикая путаница волос пропиталась влагой.

Их черные ступни были твердыми и нечувствительными, а множество полузаживших, скрытых шерстью язв доказывало их равнодушие к физической боли.

Самым симпатичным из всех был молодой дикарь, менее зверского обличья. Его глаза были спокойны. Ел он с меньшей жадностью, чем остальные.

Когда туман стал сгущаться, троглодит перебросил черную бахромистую шкуру через оба плеча и скрепил этот плащ при помощи сухой оленьей жилы с двумя деревянными шпильками на концах, которые он протащил через отверстие, провернутое в куске оленьего рога.

Подобные куски костей и рогов я видел часто в музеях. Эти куски изукрашены разными изображениями зверей и ошибочно обозначены как знаки начальнической власти. Это не что иное, как запонки и застежки.

Мои дикари носили с собой запас больших кремневых стрел просто за поясом, сделанным из высушенных кишок. Копья их кончались обломком, высеченным из кремня или агата, острым, как бритва, прикрепленным к ивовому древку крепким переплетом из сухих жил. У одного из дикарей был каменный молот. Другой, имевший особенно страшный вид, косматый великан, покрытый струпьями и ранами, засунул себе за пояс нижнюю челюсть пещерного медведя. В сильной и искусной руке она, вероятно, должна была представлять страшное оружие.

Не имея до сих пор случая познакомиться с их изделиями и образом их жизни, я не решался точно определить степень и тип их культуры. Но все же мое научное любопытство было возбуждено. Я ждал с нетерпением увидеть их быт и нравы.

Достаточно насытившись, охотники взяли носилки и остатки мяса, после чего энергично двинулись вперед. Носилки начали снова свое однообразное качание.

Влажность тумана пронизывала меня. Я дрожал от холода и лихорадки, которую вызывала у меня боль в колене. Несмотря на это, все же от меня не ускользала ни одна подробность этого странного путешествия.

Два или три раза с шумом вылетали почти из-под самых наших ног стада куропаток. Охотники не обращали на них внимания. Как я потом убедился, они вообще не бьют птиц.

Мы перешли через несколько потоков и несколько покрытых камнями полей. Почва тут была сухой и твердой. Болота остались у нас позади.

Я как раз думал о горе, похожей на колокол, которую я видел с гребня Красного каньона, когда мои мысли была прерваны продолжительным воем, доносившимся из мглы.

Процессия остановилась. Один из дикарей быстро исчез в клубящихся парах. Мы ждали. Потом, хотя я и не заметил никакого сигнала, мы снова двинулись в путь.

Но вот я почувствовал едкий дым горящего сырого дерева, который шел сквозь туман. На меня пахнуло отвратительным запахом гниющих отбросов.

Обернувшись со стоном на бок, я увидел проникавшее сквозь мглу расплывчатое сияние огня. Мои носильщики направились прямо к нему.

Вдруг из-за серой завесы выступила песчаниковая скала. Верх скалы образовал в нескольких метрах над землею навес. В нише горел огонь. Несколько странных, покрытых шкурами, фигур, сгорбившись, сидели вокруг тлеющих ветвей.

Увидев нашу процессию, они остались равнодушными. Два-три лица обратились в нашу сторону, и я заметил угрюмый свет в их суровых глазах.

Мы продолжали наш путь. Но вот носильщики споткнулись о какое-то препятствие. Это были огромные кости, выбеленные, обглоданные, громадные кости ужасных тварей, остатки диких пиров. Почва была усеяна черными пятнами старых огнищ. Звериные черепа глядели на нас своими пустыми глазницами.

Едва огонь, горевший под навесом, исчез, как впереди, сквозь туман, засветилось новое сияние. Мы шли вдоль скалы, загибая вокруг острых углов и обходя громадные камни, когда-то свалившиеся с гор.

Нам встретилось снова несколько фигур, на этот раз согнувшихся под разостланными на камнях кожами.

Зажурчал ручей. Между голышами тек неглубокий кристальный поток, и от его холодной воды поднимался пар. И хотя мои носильщики выполнили трудную дорогу с действительно тяжелой ношей, они не казались усталыми.

Проворно перескакивали они с камня на камень, поднимаясь каменистой дорогой в гору, – и свет приближался. Мы подходили к какому-то оживленному центру.

Скала склонялась к земле уступами, и у самой земли виднелось низкое и темное отверстие пещеры. Около него горел огонь, окруженный вооруженными охотниками. Из-под свода пещеры лениво выползал едкий дым.