ушли от просвирни. Утром хватилась просвирнина дочь своего мужа: ни его нет, ни работницы! Стала жаловаться матери; просвирня приказала лошадей заложить и погналась в погоню. Ездила, ездила, и к трем старушкам заезжала, а Финиста — ясна сокола не догнала: его и след простыл! Очутился Финист — ясный сокол со своею суженой возле ее дома родительского; ударился он о сыру землю и сделался перышком; красная девица взяла его, спрятала за пазушку и пришла к отцу. «Ах, дочь моя любимая! Я думал, что тебя и на свете нет; где была так долго?» — «Богу ходила молиться».

А случилось это как раз около пасхи. Вот отец со старшими дочерьми собирается к заутрени. «Что ж, дочка милая, — говорит он младшей, — собирайся да поедем: нынче день такой радостный!» — «Батюшка, мне надеть на себя нечего!» — «Надень наши уборы», — говорят старшие сестры. «Ах, сестрицы, мне ваши платья не по росту! Я лучше дома останусь!»

Отец с двумя дочерьми уехал к заутрени;[59] в эту пору красная девица вынула свое перышко. Оно ударилось об пол и сделалось прекрасным царевичем. Царевич свистнул в окошко — тут же явились и платья, и уборы, и карета золотая! Нарядились они, сели в карету и поехали. Приехали к церкви, входят, становятся впереди всех; народ дивится: какой такой царевич с царевною пожаловал?

На исходе заутрени вышли они раньше всех и уехали домой; карета пропала, платьев и уборов как не бывало, а царевич обратился перышком. Воротился и отец с дочерьми. «Ах, сестрица! Вот ты с нами не ездила, а в церкви был прекрасный царевич с ненаглядной царевной!» — «Ничего, сестрицы! Вы мне рассказали — все равно что сама была!» На другой день опять то же, а на третий, как стал царевич с красной девицей в карету садиться, отец вышел из церкви и своими глазами увидел, что карета к его дому подъехала и пропала.

Воротился отец домой и стал младшую дочку допрашивать; она говорит: «Нечего делать, надо признаваться!» Вынула перышко, перышко ударилось об пол и обернулось царевичем.

Тут их и обвенчали, и свадьба была богатая…

На той свадьбе и я был, вино пил, по усам текло, а во рту не было.

35. Федот-стрелец

В некотором царстве жил-был король — холост-неженат, и была у него целая рота стрельцов; на охоту стрельцы ходили, перелетных птиц стреляли, государев стол дичью снабжали.

В той роте служил стрелец-молодец, по имени Федот; метко в цель попадал, почитай никогда промаху не давал, и за то любил его король пуще всех его товарищей.

Случилось ему в одно время пойти на охоту раным-ранехонько, на самой заре; зашел он в темный, густой лес и видит: сидит на дереве горлица[60]. Федот навел ружье, прицелился, выпалил и перешиб птице крылышко; свалилась птица с дерева на сырую землю. Поднял ее стрелок, хочет оторвать голову да положить в сумку, — и возговорит ему горлица: «Ах, стрелец-молодец, не срывай моей буйной головушки, не своди меня с белого света; лучше возьми меня живую, принеси в свой дом, посади на окошечко и смотри: как только найдет на меня дремота, в ту самую пору ударь меня правой рукою наотмашь и добудешь себе великое счастье!» Крепко удивился стрелок. «Что такое? — думает. — С виду совсем птица, а говорит человеческим голосом! Прежде со мной такого случая никогда не бывало…»

Принес птицу домой, посадил на окошечко, а сам стоит-дожидается. Прошло немного времени, горлица положила свою головку под крылышко и задремала; стрелок поднял правую руку, ударил ее наотмашь легохонько — пала горлица наземь и сделалась душой-девицей, да такою прекрасною, что ни вздумать, ни взгадать, только в сказке сказать. Другой подобной красавицы во всем свете не бывало! Говорит она добру молодцу — королевскому стрельцу: «Умел ты меня достать, умей и жить со мной; ты мне будешь наречённый муж, а я тебе богоданная жена!»

На том они и поладили; женился Федот и живет себе с молодой женой потешается, а службы не забывает: каждое утро ни свет ни заря возьмет свое ружье, пойдет в лес, настреляет разной дичи и отнесет на королевскую кухню.

Видит жена, что от той охоты весь он измаялся, и говорит ему: «Послушай, друг, мне тебя жалко: каждый божий день ты беспокоишься, бродишь по лесам да по болотам, всегда мокрехонек домой возвращаешься, а пользы нам нет никакой. Это что за ремесло! Вот я так знаю такое, что без барышей[61] не останешься. Добудь-ка рублей сотню-другую — все дело поправим!»

Бросился Федот по товарищам: у кого рубль, у кого два занял и собрал как раз двести рублей. Принес жене. «Ну, — говорит она, — купи теперь на все эти деньги разного шелку!» Стрелец купил на двести рублей разного шелку. Она взяла и сказывает: «Не тужи, молись богу да ложись спать: утро вечера мудренее!»

Муж заснул, а жена вышла на крылечко, развернула свою волшебную книгу — и тотчас явились перед ней два неведомых молодца: «Что угодно — приказывай!» — «Возьмите вот этот шелк и за единый час сделайте мне ковер, да такой чудный, какого в целом свете не видывали, а на ковре бы все королевство было вышито — и с городами, и с деревнями, и с реками, и с озерами!»

Принялись они за работу и не только в час, а в десять минут изготовили ковер — всем на диво; отдали его Стрельцовой жене и вмиг исчезли, словно их не было.

Наутро отдает она ковер мужу. «На, — говорит, — понеси на гостиный двор и продай купцам, да смотри: своей цены не запрашивай, а что дадут, то и бери!»

Федот взял ковер, развернул, повесил на руку и пошел по гостиным рядам. Увидал один купец, подбежал и спрашивает. «Послушай, почтенный! Продаешь, что ли?» — «Продаю». — «А что стоит?» — «Ты торговый человек, ты и цену уставляй!»

Вот купец думал-думал, не может оценить ковра — да и только! Подскочил другой купец, за ним третий, четвертый, и собралась их толпа великая, смотрят на ковер, дивуются, а оценить не могут.

В то время проезжал мимо гостиных рядов дворцовый комендант, усмотрел толпу, и захотелось ему разузнать: про что толкует купечество? Вылез из коляски, подошел и говорит: «Здравствуйте, купцы-торговцы, заморские гости; о чем речь у вас?» — «Так