Лейтенанта особенно поражало дикое несоответствие относительно высокого уровня развития техники и бедственного положения с предметами обихода и простейшими вещами. Такое поистине фантастическое самоотречение от благ цивилизации во имя неких великих целей вызывало изумление и непонимание.

Особенно когда Заремный прочитал несколько местных публичных изданий, принесенных полковником. Сплошь лозунги, призывы, патетические воззвания. И постоянное упоминание имен государственных руководителей высшего звена.

Впрочем, подобная практика ведения идеологической войны была и по ту сторону фронта. Моральный фактор и те, и другие использовали на все сто. Это понятно. Но отсутствие бинтов!..

Самому Заремному бинты не были нужны, его аптечка содержала коллоиды и блокирующие повязки, способные фильтровать вредоносные бактерии и вырабатывать защитные компоненты.

Но вот его помощнику, охраннику и по совместительству надзирателю эти самые бинты пригодились бы…

Помощником и охранником был Николай Парфенов, переведенный сюда вчера днем. За несколько часов до его прибытия приехавший подполковник Самохин рассказал об успешном переходе линии фронта Титовым и Глемм, а потом спросил:

– Ты можешь с помощью своих препаратов и этих… способностей быстро поднять на ноги одного человека?

– Если рана не очень тяжелая и не задеты кости и основные сосуды – да.

– Не задеты. У него два ранения – бедро и плечо. Это лейтенант Парфенов. Которого ранила твоя девчонка. Он будет помогать тебе и присматривать.

Подполковник не сказал, за чем именно должен присматривать еще не отошедший толком после операции офицер, но Заремный и так понял.

– Сделаю что могу.

– Ну и отлично, – довольно произнес Самохин. – Кроме него, доступ сюда имеют только четыре человека. Троих ты знаешь, четвертый – сержант, он будет привозить продукты, дрова и все необходимое. За ворота не выходить, гулять во дворе. Связь мы организуем, установим телефон. В случае чего Парфенов вызовет нас.

Вид у подполковника был довольно мрачный, но Заремный не обращал на это внимания. Война, канун некоего грандиозного сражения, контрразведка не дремлет, это и так понятно. Заботы…

– Все понятно, – ответил он. – В сохранении инкогнито я заинтересован не меньше вас.

Самохин только кивнул.

* * *

А днем грузовая машина привезла лейтенанта Парфенова. Его внесли на носилках лично Самохин и тот самый сержант по имени Степан. Переложили на кровать, укрыли одеялом, потом поставили рядом железный шест с прикрепленной к нему небольшой банкой. В банке красная жидкость.

«Кровь, – догадался Заремный. – Подпитка ослабленного организма прямым переливанием. Слышал об этом на лекции по оказанию помощи в сложных условиях. Примитив…»

Парфенов был в сознании, судя по виду, умирать не собирался, но еще слаб, неработоспособен. Подождав, пока все уйдут, Заремный провел первый сеанс экстрапомощи.

Банку с кровью оставил – не помешает. Вколол лейтенанту стимуляторы и смесь «каргэ», содержащую высококонцентрированный состав стволовых клеток и катализатор. Повязки снял, обработал раны коллоидом. Вновь стянул повязкой. Настроив себя на ритм сердцебиения лейтенанта, провел вибромассаж руки и ноги. Процесс сложный, требующий концентрации и большой энергозатраты, зато дающий прекрасный результат. Рана затягивается очень быстро.

Парфенов следил за манипуляциями чужака молча, но широко раскрытыми глазами. Он знал, кто такой этот парень (Самохин просветил). Но поверить до сих пор не мог. А вот теперь осознал, поверил…

Результат полевого лечения сказался уже на следующий день. Парфенов сам встал с кровати, прошел десяток шагов… а потом еще полсотни. Вернулся со двора, подошел к кровати Заремного и слегка хриплым голосом сказал:

– А что вы еще умеете?

– Кое-что. Но это здесь не пригодится.

– Ясно…

– Сомневаюсь. Но это и не важно. Ходить тебе много пока нельзя. Только после второго сеанса. Но для этого мне надо набраться сил.

Парфенов понял верно, вытащил из-за кровати вещмешок, набитый продуктами. Достал оттуда кусок сала, три банки тушенки, банку американских сосисок, буханку хлеба, с десяток вареных картофелин, несколько яиц, кулек с солью, свежие огурцы, помидоры, лук. И две фляги. Одну с водой, другую с вином. Это домашнее вино присылали Сочнову из Тбилиси, где он жил несколько лет. Полковник расщедрился, выделил пол-литра для поправки здоровья…

– Давай за успех дела! – сказал Парфенов, разливая вино по кружкам. – И за них, чтобы добрались…

Обычай пить за что-то был для Заремного в новинку, но он молча выпил. Потом решительно оставил кружку и встал.

– Надо проверить аппаратуру. Посмотреть, где они…

Парфенов кивнул.

– Давай.

Через десять минут Парфенов зашел в комнату. Заремный сидел за столом и следил за экраном сканера. Лицо напряженное, глаза чуть прищурены.

– Что там? – спроси Парфенов. – Видишь их?

– Да.

– Где они?

– Километров тридцать восточнее Локтя.

– Значит, миновали тылы передовых соединений немцев.

Заремный смог переснять предоставленные ему карты и разместить их в памяти своей аппаратуры. И сейчас следил за перемещениями в реальном времени.

Парфенов подошел к столу, заглянул через плечо Заремного и увидел координатную сетку, фрагмент карты и темно-синюю точку в самом центре. Заремный что-то нажал, и масштаб стал увеличиваться. Точка выросла, начала движение.

– Судя по скорости перемещения, они… едут. И быстро.

– Куда?

Парфенов перевел взгляд на Заремного. Лицо разведчика выражало тревогу.

– Важнее другое – почему? Или от кого?

…Вопреки опасениям Титова армейские тылы они миновали сравнительно легко. Только дважды у них проверяли документы, причем оба раза во время общей проверки на постах.

Так же легко они добрались до Кром. И даже нашли попутную машину до Локтя. «Опель-кадет» принадлежал какому-то типу из министерства пропаганды. Типа звали Гельмут Брокман, и он вроде бы работал корреспондентом столичного радио. Этот жизнерадостный, еще довольно молодой, но уже заматеревший здоровяк выглядел именинником.

– Я готовлю грандиозный репортаж о днях великого сражения с русскими варварами и днях триумфа войск фюрера! Мы пойдем с передовыми отрядами и станем свидетелями падения этой курской крепости! Мы покажем Германии мощь ее войск и всесокрушающую поступь танковых армад! Русские не выдержат этот удар и побегут. И мы заснимем их драп, как когда-то в сорок первом!!

Титов вежливо улыбался, кивал в такт заливистому смеху этого «триумфатора» и вставлял короткие фразы, если промолчать было невозможно.