– Знаю. Можешь мне поверить. Маккендрик сказал мне об этом. О таких вещах не лгут.

Она поморщилась.

– Извини.

Я махнул рукой.

– Ничего. В душе я это уже знал. Просто не хочется поднимать всю муть, которая во мне сидит.

– Погоди… – сказала она.

Мы доехали до какой-то больницы. Там стояли две машины «скорой помощи», а в окнах здания ходили люди в белых халатах.

Шелдон, – сказала Элис, – пора тебе познакомиться с радостями частной медицины.

Я обернулся. Глаза у шурина были мутными. Заднее сидение вымазано кровью.

– У? – простонал он. – У меня нет полиса. Не оставляйте меня. Они разрежут меня на органы.

– Нет. – Я будто со стороны услышал собственный голос. – Они сделают это, только если ты окажешься таким же, как мы.

Затем Элис помогла ему выйти и посадила на мусорный бак возле входной двери. Белые халаты внутри здания ничего не заметили. Они словно прилипли к компьютерным экранам.

Элис завернула за угол, я ее не видел. Примерно через минуту вернулась. По крайней мере, Шелдона с нами больше не было.

– Поехали, – сказала она.

Она позвонила по телефону. Я заметил, что на обратном пути она убрала в свою сумку крошечный розовый пластмассовый телефон. Если бы получше соображал, сказал бы об этом. Но я не сказал, и поэтому она, наверное, подумала, что это может ей сойти с рук.

– Какая эффективная беспристрастная забота, – сказал я. – Ты и сама могла бы работать в медицине.

Элис медленно отъехала. Казалось, она не знает, куда направиться. Вид у нее был неуверенный, и меня это почему-то утешило.

– Итак, – сказала она, – твоя жена ходила в коктейль-бар и трахалась с Маккендриком? И ты ничего не знал?

– Не совсем, – возразил я. – Моя теперешняя сущность этого не знала. Но это не значит, что прошлая моя сущность тоже не знала. Ты меня понимаешь?

– Стараюсь. Как себя чувствуешь, Бирс? Может, чего-нибудь тебе купить?

Я задумался.

– Я бы выпил коктейль «Лонг-Айленд айс ти», съел бы ведерко попкорна и стейк тартар. Похоже, это означает, что чувствую я себя хреново. Лучше раздобудь мне нормальной еды и воды. Но прежде…

У нее были очень красивые глаза, зеленые, как камни в дорогих перстнях. Заметил я и кое-что еще, когда она приоткрыла рот. В языке у нее больше не было булавки. Еще одно нововведение двадцать первого века. Люди втыкали себе в рот металлические булавки точно гвозди, а когда вынимали их на следующий день, дырок не было видно.

– Что «прежде»?

– Прежде мы посетим бар «Сестра дракона» или как он там теперь называется. Я хочу просто посмотреть. Может, что-то вспомню.

Она покачала головой.

– Я не знаю улицу Гумбольдта. Она длинная? Если не помнишь номера дома, нам придется спрашивать.

Я ничего не ответил и ссутулился в пассажирском кресле. Маленькое заведение – с металлической решеткой и табличкой с предупреждением о сигнализации – находилось с правой стороны улицы. До того места было меньше мили.

– Трогай, ладно? – сказал я. – Мне нужно положить в рот кусочек сахара или что-нибудь еще.

Она немедленно послушалась.

Я вытащил из кармана денежную купюру и вошел в дверь. Мне сразу понравилось это место. На глаза навернулись слезы умиления, которые бывают только у наркоманов или пьяниц. Показалось, что за двадцать пять лет здесь ничего не изменилось. Только цены да камеры наблюдения, берущие под прицел каждого входящего.

Подойдя к прилавку, я посмотрел на конфеты со знакомыми названиями, картофельные чипсы и закуски.

Отобрав то, что мне приглянулось, я положил покупки перед мужчиной, стоявшим за прилавком. Это был маленький пожилой человек, южанин. Позади него висела большая клетка с зеленым попугаем. Птица произносила непристойные греческие слова.

– Наслушался, – сказал продавец и рассмеялся.

– Да…

Я не заметил вновь вошедшего посетителя. Он встал за мной и приготовился платить. Только сейчас я на него посмотрел. Он был моего роста, в знакомой форме дорожного полицейского. У него были короткие светлые волосы и солнечные очки, сдвинутые на лоб, как у копа из телевизионного мыльного сериала.

Он оглядел меня с ног до головы и улыбнулся.

– Не сердитесь на птичку, – посоветовал он.

Слова он произносил с растяжкой.

До сегодняшнего дня не знаю, шутил он или нет.

Если копы меня разыскивают, то даже этого детину должны были предупредить. Хотя те, кто меня ищет, не станут расхаживать с полицейским значком на груди.

– У вас есть цветы? – спросил я. – Белые розы.

Продавец в раздумье закатил глаза.

– Есть, на улице, – сказал он и снова взглянул на меня, словно размышляя, можно ли оставить меня наедине с конфетами и чипсами. «А, здесь коп. Можно не беспокоиться».

Он вошел в маленькую дверь, что была за его спиной. Мы с полицейским обменялись скучающими взглядами.

Я указал на камеры наблюдения, натыканные повсюду, на предупреждающие объявления, замки с часовым механизмом и прочие штуки, в которых не разбирался.

– К чему катится мир! – сказал я. – Куда подевались моральные ценности?

Он кивнул.

– Думаю, экономии ради, сэр, вам бы лучше обратиться в большое заведение, например в супермаркет. Мистер Танатос скидок не делает.

Я закрыл глаза. Мне хотелось заплакать.

– Это просто маленький совет, – добавил коп.

Когда продавец вернулся, я заметил, что розы чуть подвяли по краям. Я заплатил то, что он спросил, хотя и подумал, что цена сильно завышена, потом спросил:

– Кто-нибудь из вас слышал о месте под названием «Сестра дракона» на улице Гумбольдта? Оно закрылось двадцать лет назад. Это был коктейль-бар. Мне один человек сказал, что туда стоило зайти.

Лицо полицейского было бесстрастно. Продавец окинул меня недобрым взглядом.

– Это был бордель, – сказал он наконец. – Ну у вас и приятели.

– Это была женщина. Вы случайно не знаете адрес? Она сейчас монахиня. Я подумал, что забавно будет послать ей фото.

– На углу улицы Вайн, южная сторона, – ответил он.

– А что там сейчас?

Он пробормотал что-то невразумительное и добавил, словно ставя точку:

– Доброй ночи.

В автомобиле Элис уставилась на розы, потом взяла два шоколадных батончика.

– Что же ты? Таких плохих цветов я в жизни не видела.

– Ограниченный выбор. Прости.