Вал настолько узкий, что сёстрам приходится идти одна за другой.

Они не догадываются, что следом за ними, скрываясь в отдалении за кустами, шагает ещё кто-то.

Девушки выходят на край гребня. Чуть пониже перед ними предстаёт небольшая полянка с двумя цветущими дикими грушами над обрывом, за которым открывается захватывающий вид.

– Ну как тебе здесь? – спрашивает Жива.

– Слишком шумно… эта трасса внизу, и трубы нависают…

– Зато здесь видно далеко вокруг. Когда ведьмы ещё не были ведьмами, а были просто язычницами, – рассказывает Жива, – они поклонялись здесь Ладе. Перун объявился на горе гораздо позже.

– Не спорю.

– Ладе всегда поклонялись на открытом месте. Не прячась в лесу, как нынешние язычники. Правда, мужчин сюда тоже не допускали. А если замечали подглядывающего парня, – она оглядывается, – то ловили…

Она не замечает, что сверху за ними подглядывает чернобородый Харитон.

– И что?

– И живым он отсюда не уходил…

– Что же с ним делали?

– С ним все по очереди занимались любовью…пока тот совсем не лишался сил.

– Это тебе Навка рассказала?

– Нет, её мать, слепая ведьма. А теперь отвечай мне громко: «Чья это гора?»

– Девичья! – весело отзывается Майя.

Инквизитор на коленках отползает в сторону.

– Чья это гора? – громко повторяет Жива.

– Девичья!

Когда ведьмочки скрываются из виду, Харитон поднимается во весь рост и по гребню насыпи торопливо уходит прочь от греха подальше.

– Именно здесь находится наше место силы, – продолжает Жива. – Наш столб.

– Где же он? – оглядывается Майя. – Я его не вижу.

– Столб рядом с тобой, – подсказывает Жива.

– Где?

– Возле той груши.

Майя внимательно разглядывает небольшое цветущее деревце.

– Кстати, почему только груши растут повсюду на Лысой? Почему не яблони?

– Потому что формы у неё такие – женские. Что лишний раз доказывает, кому должна принадлежать Лысая.

– Ладно, грушу вижу, – стебётся Майя, – а где столб?

– В трёх метрах от неё, там, где кострище.

– Кострище есть, – продолжает стебаться Майя, – совсем недавно здесь жгли костёр. А вот столб твой я в упор не вижу.

– Этот столб – небесный, – улыбается Жива, – и видят его только ведьмы. Правда, для этого необходимо произнести заклинание.

– Вот с этого и надо было начинать, – возмущается Майя.

– Это древнее заклинание Лады, которому меня научила Лысая ведьма. Слушай: АО ЭО ОЙЮ!

– Это ж просто набор звуков!

– Заметь – гласных звуков. Вернее – женских. В отличие от согласных мужских, которыми записан древний завет.

– АО ЭО ОЙЮ! – повторяет Майя.

– Но прежде надо задать вопрос, что ты хочешь увидеть.

– Я хочу знать, что ждёт нас впереди.

– А теперь повели хоровод!

Они берутся за руки и ведут хоровод вокруг кострища. Скандируя хором заклинание, они с каждым разом всё убыстряют темп. Вскоре они уже чуть ли не бегут.

– АО ЭО ОЙЮ! АО ЭО ОЙЮ!

Неожиданно Жива замолкает и останавливает бег. Но всё вокруг продолжает движение. Майя не может понять: то ли это голова у неё кружится, то ли это сама Лысая Гора с ускорением вращается вокруг них.

– Ну, что, видишь? – спрашивает Жива.

Задрав голову вверх, она видит восходящий из земли небесный столб, обрывающийся на высоте 30 м.

– Вижу, – отвечает Майя.

– А что ты видишь? – продолжает допытываться Жива.

Майя опускает взгляд на Живу и честно признаётся ей:

– Тебя.

Жива усмехается.

– А ты что видела? – в свою очередь спрашивает Майя.

Жива в изнеможении отходит в сторону и усаживается на траву.

– Лучше бы я этого не видела, – сокрушённо говорит она.

– Что? – беспокоится Майя.

– Да ладно, ничего, – закусывает губу Жива.

– Что, ничего? – тревожится Майя.

– Я видела огромный костёр, а внутри его наши лица.

Майя в отчаянии спрашивает:

– Что это может значить?

Жива пожимает плечами.

– Что мы скоро сгорим? – пугается Майя. – Неужели этот проклятый поп всё-таки сожжёт нас сегодня на костре?

– Может быть, сожжёт, а может быть, и нет, – отвечает Жива. – Ведь мы уже предупреждены об этом.

Пробки, пробки, окурки, мужские окурки и женские, с жёлтым фильтром и с белым…

А также кульки из супермаркета, скомканные салфетки, пластиковые стаканчики, пластиковые тарелочки, измазанные горчицей, испачканные кетчупом…

И бутылки, бутылки, всевозможные бутылки, от воды, от водки, от вина, от пива….

В праздники народ идёт на Лысую гору исключительно для того, чтобы напиться, нажраться и оставить свой след на ней в виде пепелищ, битого стекла, одноразовой посуды и невразумительных автографов на стенах форта.

Завалы мусора поистине впечатляют: практически на каждой поляне возвышаются терриконы стеклянных бутылок, а пластиковые бутылки и алюминиевые банки валяются практически на каждом шагу.

К двум часам дня на огромной поляне неподалёку от потерны № 8 уже повсюду видны пьяные компании. С поляны доносятся дикие крики, идиотский смех, стелется дым от костра, пахнет духмяным паленым мясом. Шампура разложены на кирпичах, вынутых, видимо, из стен потерны – больше неоткуда.

Муромский выходит на поляну с огромным чёрным пластиковым мешком в руках. Добрыня, подбирая по пути разбросанные бутылки, вбрасывает их в мешок одну за другой.

– Сколько их здесь! – удивляется он. – Ни в одном другом парке я столько не видел.

– Это всё от страха.

– Что?

– Это потому здесь так много пьют, чтобы избавиться от страха. Ведь пьяному море по колено и даже черти не страшны.

Они переходят к другой яме.

– А чего здесь одни чекушки?

– Ну, это здесь явно в украинскую рулетку играли.

– Как это?

– Ну это когда мужики садятся друг перед другом и глушат по очереди чекушки, кто кого перепьёт. Кто первым отрубится – тот и проиграл.

Добрыня забрасывает в мешок эти чекушки. Совсем неподалёку от них гуляет большая компания – пять парней и три девушки.