Когда она вошла, он вздрогнул, поскольку забыл, насколько она хороша. Помнил, что хороша, но решил, память несколько приукрашивает, поскольку таких дивных женщин в реальности быть не может. А они были. Точнее, она.

— Здравствуйте, — негромко произнесла Майя и села на стул, не облокачиваясь на спинку и держа корпус удивительно прямо, но в то же время свободно. Никаких откровенных разрезов, никаких закинутых одна на другую ног — а сердце заходило ходуном.

— Добрый день, Майя Вахтанговна, — откликнулся Пашка. — Вы извините, что мы вас вызвали, но ведь мы обязаны.

— Конечно. И потом, я хочу, чтобы преступника нашли. Пожалуйста, спрашивайте.

Алферов растерялся. О чем спрашивать? Да, яд…

— Вы знали, что в доме хранится яд?

— Да. Света рассказала о нем мне и Марине, когда мы только пришли. Мы мыли руки в ванной, а она показала нам аптечку.

Снова возникла пауза, и, пока майор судорожно сочинял следующий вопрос, лейтенант выпалил:

— Майя Вахтанговна, это правда, что вы и Юрский… то есть… Юрская ведь страшно ревнует, понимаете…

Майя подняла трогательные, изумленные глаза, и Алферов почувствовал страстное желание двинуть Пашку тяжелым предметом по голове. Нельзя же, черт возьми, быть таким неделикатным!

— Нет, я этому не верю, — заикаясь, выдавил Пашка. — Но со стороны казалось… то есть…

— Я очень хотела, чтобы наша ежегодная встреча состоялась, — пояснила Майя, и ее длинные ресницы вздрогнули. — Конечно, можно было собраться у меня, но мы встречались у меня в прошлый раз, а Владимир Борисович с охотой предложил собраться у них со Светой. Как я могла после этого не сесть рядом с ним за столом? Он ведь хозяин. Да, он ухаживал за мной, но в этом не было ничего особенного. За женщинами за столом всегда ухаживают.

Последняя фраза просто очаровала Алферова своею детской наивностью. Нет, Марина наговаривала на подругу из зависти, уверяя, что та умная и рассудительная, а Надежда Юрьевна ошибалась, говоря о намеренном кокетстве. Ничего подобного! Майя даже не подозревает о своей особой власти над мужчинами. Она ведет себя естественно и просто, не замечая производимого эффекта. Те роковые страсти, которые, скорее всего, привели вчера к покушению на убийство, она вызвала, совершенно того не желая.

— Вы не заметили на вечере ничего особенного? — заставил себя поинтересоваться майор.

Майя немного сдвинула брови, размышляя, затем ответила:

— Надежда Юрьевна привела Сережу, моего бывшего мужа. Но я не хотела его видеть и старалась с ним не говорить.

Алферову страшно хотелось выяснить, что за благородная, восхитительная собака стала причиной Майиного разрыва со Снутко, но он постеснялся. Он вообще казался себе дураком, не умеющим связать двух слов, и был как никогда недоволен собой. И в то же время чувствовал, что Майя не замечает его недостатков, что для нее он — тот самый идеал, в поисках которого она, бедная, три раза выходила замуж и, обнаружив ошибку, разводилась. Подобное сочетание противоречивых ощущений — от стыда до безграничного счастья — окончательно лишило его дара речи. Одно утешало — вечером следственный эксперимент, во время которого он сможет реабилитировать себя.

Когда после ухода Майи появилась Марина, майор все еще пребывал в смятении.

— Разрешите? — машинально спросил он, зажигая сигарету.

Он закурил, продолжая думать о своем, но спустя короткое время был вынужден вернуться в рабочее состояние. Больно уж странно вела себя эта Лазарева! Она преспокойно, будто у себя дома, перенесла стул в дальний конец кабинета и отворила окно.

— Вы чего хотите? — вырвалось у Алферова.

— Создать приток свежего воздуха, — любезно и исчерпывающе пояснила Лазарева. — Если вы будете курить, мне придется сидеть здесь. Я не выношу табачного дыма.

Нет, вы ее только послушайте! В своем собственном кабинете человек не имеет, видите ли, права курить. Сразу видно преподавателя с их отвратительной привычкой поучать. Майор оглядел посетительницу со смесью раздражения и жалости. Только что тут была Женщина с большой буквы, мечта любого мужчины, а теперь — типичная старая дева с типичными стародевическими заскоками. Слишком уж велик контраст.

Лазарева в свою очередь оглядела собеседника, и тот вдруг заметил в ее глазах легкую насмешку. Словно она прочла его мысли и немного потешается в душе. Сперва его это разозлило, а затем навело на следующую неприятную мысль: раз у дам просят разрешения закурить, значит, допускают возможность отказа?

Алферов погасил сигарету, невнятно пробормотав извинение. Марина, чуть покраснев, сообщила:

— У меня вегетососудистая дистония. Спасибо!

— Да не за что, — искренне улыбнулся майор, окончательно придя в себя. — Это я виноват. Закурил, не дождавшись ответа. Вы теперь решите, что в милиции работают редкие хамы.

— Да нет, самые обычные, — весело парировала Лазарева. — Просто многие вопросы с течением времени превратились у нас в риторические. Меня иногда так и подмывает после приветствия «Как дела?» подробно изложить перечень моих дел — из вредности.

— А вы очень вредная? — не удержался Алферов.

— Для кого-то вредная, а для кого-то весьма полезная, — с достоинством поведала Марина. — Но не люблю, когда люди подразумевают одно, а говорят другое. Боюсь, эта излишняя дотошность происходит от занятий физикой. Научная деятельность не доводит женщин до добра.

— А вы сегодня в превосходном настроении!

— Да, вы правы. Во-первых, отравление Игоря Карпова определенно обойдется без последствий. Спасибо Вольской — если б она так быстро не заподозрила неладное, он бы, скорее всего, умер. А во-вторых, покушались вовсе не на него, а на Юрского. Покушение на Игоря абсолютно не вязалось с моей картиной мироздания.

— Погодите! — прервал ошарашенный майор. — Откуда вы знаете, что покушались на Юрского?

— От Майи.

— Но… но разве вы с нею успели встретиться? Она вышла через другую дверь.

— Мы вообще Майе Вахтанговне ничего про это не говорили, — возмущенно прокомментировал Пашка. — Это вы парите, Марина Олеговна.

— Я не подозревала, что это тайна, — смутилась Лазарева. — Я сказала что-то не то?

— Да что вы, — поспешил поправиться Алферов, — никакой тут тайны нет. Просто неясно, когда вы успели узнать.

— Так ведь нас с Майей вызвали последними. Ей позвонил Снутко, а она позвонила мне.

«Значит, Майя все знала, но скрыла от меня, — не без горечи подумал майор. — А вела себя так естественно!»

— Вы ее даже не спрашивали, знает она или нет, — сурово осудил начальника лейтенант, — а теперь придираетесь. Вы бы хотели, чтобы она, как некоторые, сама выскакивала с признаниями? Взяла и на всех настучала?

Тут уже фигурировал явный намек на Марину, которая почему-то не обиделась, а, отвернувшись, пыталась не рассмеяться. Алферов, к которому в отсутствие предмета мечтаний вернулась привычная проницательность, понял, что поведение Пашки, готового обвинить каждого, лишь бы оправдать Майю, Лазареву удивляет не больше, чем проявление любого из физических законов. Все тела притягиваются друг к другу, а действие равно противодействию — на это ведь не обижаются.