Она и понятия не имела о том, как неистово ненавидят ее лорды. Единственной причиной, по которой она осталась жива после того, как они обнаружили ее в Зев'На, была их убежденность, что я убью ее и тем самым завершу свое обращение ко злу. Их беспокоило — точнее, пугало — в ней то, что они совершенно не понимали ее, не понимали, как кто-то, не наделенный колдовским даром, может столь успешно им противостоять. Они возненавидели ее с той самой встречи у Ворот, когда они привели ее и принца к Мосту. Вместо того чтобы посмеяться, наблюдая, как последний Наследник Д'Арната губит свой мир, они увидели, что Мост укрепился, Ворота раскрылись, а их мерзкий замысел обратился прахом.

Однако это разочарование было несравнимо с тем, что они испытали, когда я шагнул следом за ней в созданный принцем портал из Зев'На. Они были на волосок от столь желанной полной победы, от власти над обоими мирами. Если бы я одновременно стал и Наследником Д'Арната, и лордом Зев'На, мы с лордами уничтожили бы Мост одной лишь мыслью, нарушив равновесие, которое, как полагают дар'нети, он сохраняет между Гондеей и миром людей. Затем мы раскрутили бы латунное кольцо, то, огромное, что называется Великим оком, и оно бесконечно питало бы нас сотворенным нами хаосом. Никто ни в одном из миров не смог бы противостоять нам.

Но моя мать положила этому конец, и лорды не успокоятся, пока она не умрет. Так что я не мог оставить ее, убежденный, что никто другой не сможет узнать лордов, когда они придут за ней. После того как мы с отцом перешли Мост, Я лишь сильнее уверился в этом. Они обязательно придут.

Разумеется, меня тревожило приглашение лейранского короля. Возможно, это было уловкой, чтобы выманить ее, хотя она казалась слишком простой для лордов. Они предпочитали более тонкие игры, потому что их занимало не только достижение результата, но и развлечение. Как бы ни мечтал охотник убить кивернийского тигра, в том, чтобы брать его в логове во время зимней спячки, удовольствия мало. Совсем другое дело: выследить его в дебрях Кивернии и увидеть в глазах пойманного зверя осознание поражения — только такая победа позволит охотнику распробовать вкус торжества, зная, что каждый признает его мастерство.

Так что я не стал возражать, когда матушка предложила съездить в Монтевиаль, но собирался держаться поблизости во время ее встречи с королем Эвардом. Сторожевой пес дар'нети тоже был с нами, разумеется, и я готов был признать, что он может оказаться полезным в минуту опасности, но его взгляд все время были прикован ко мне — не к матушке, не к кому-либо другому, кто мог бы ей угрожать. Принц приказал ему охранять меня — а не оберегать. Тонкая разница, слишком тонкая — и она беспокоила меня куда больше, чем приглашение короля. А матушка ее не замечала вовсе.

— Будь я проклят, если останусь здесь вместе со сторожевым псом. Кто-то должен пойти с ней.

— Тебе нельзя. Она просила тебя держаться подальше. Я бы сам с ней остался, ты же знаешь, если б она только не велела мне понаблюдать снаружи. И мне кажется разумным проследить, чем будет занята свита.

Паоло протянул мне свою серую седельную сумку, в которой он хранил припасы для возвращения в Валлеор.

— И что же ты сделаешь, если они соберутся хватать нас? Закричишь?

Несправедливо было говорить так с Паоло. Но я слишком устал от Раделя, который вместо того, чтобы охранять нас, не сводил глаз с меня, как будто я вот-вот превращусь в чудовище. И за исключением прошлой ночи, когда я рухнул, словно гнилой забор, я неделями спал не больше часа-двух в день. Но ночной сон оставил меня лишь еще более усталым. В голове царила неразбериха. Что-то в этом проклятом месте было не так, но я никак не мог понять, что именно.

Мы с Паоло стояли в дверях виндамской сторожки. Он оглянулся туда, где разговаривали матушка и Радель, и понизил голос:

— Если б ты только слушал — ну, ты знаешь, как ты сможешь, если захочешь, — я бы закричал прямо тебе в голову, а дар'нети даже не узнал бы.

— Я не могу. — Я зашвырнул сумку в сторожку, взметнув с пола пыль и листья так, словно по ним пронесся маленький ураган. — Для чтения твоих мыслей так же нужны чары, как и для превращения тебя в слона. Во мне нет силы, стоящей упоминания, и я не хочу ее приобретать, а те жалкие крохи, что у меня есть, я не осмелюсь использовать. Никогда.

— Слушай, почему бы тебе не лечь вон там в уголке и не попытаться заснуть? Мы не потревожим тебя, пока не соберемся уезжать.

Я вытаращился на Паоло, удостоверяясь, не рехнулся ли он ненароком, но он дернул бровью в сторону дар'нети, который направлялся к нам, ведя на поводу свою лошадь.

— А мы что-нибудь придумаем.

— Придумаем что? — Радель отвязал поводья наших с матушкой лошадей от высохшего дерева возле крыльца.

— Как сделать так, чтобы господин Герик смог проспать дольше часа, — объяснил Паоло. — Я предложил ему бренди, но ему не нравится вкус. Говорит, что прекрасно заснет, если только мы оставим его одного. Гляньте-ка, — он спрыгнул с крыльца и пересек стоянку для экипажей, увлекая за собой Раделя, — я нашел местечко за домом, где можно оставить лошадей. Хорошая трава, есть немного воды, и с дороги не заметно. Дома прямо с земли не разглядеть, но ежели вы взберетесь вот на тот вяз, увидите и ворота, и дорогу, и сторожку. Я вам покажу.

Отобрав у Раделя поводья, он вскочил на спину Молли и завернул за угол сторожки. Я никак не мог понять, как ему удается взбираться в седло с такой легкостью. Радель, как обычно, посмотрел на Паоло так, словно он был комком грязи, но оказался не настолько гордым, чтобы не последовать за ним. Матушка помахала рукой и пошла по дороге к главному зданию.

Воспользовавшись подсказкой Паоло, я быстро сгреб листья в самом темном углу сторожки, снял плащ и набросил его на эту груду. Потом выскользнул из двери в заросли кустов и последовал за матушкой в сад.

Я едва не вернулся, чтобы спрятаться под своим плащом, когда впервые увидел поместье. Еще одно видение. Два образа, один поверх другого. Первый был тихим, мертвым остовом, стоящим передо мной, второй — огромным, залитым светом домом, и пение флейт и скрипок и звонкий смех разносились над его садами. Я готов был поклясться, что танцевал там, хотя даже не умел это делать. Меня кидало то в жар, то в холод; мой нос утверждал, что эти одичавшие заросли пахли розами, духами и горящими свечами. Злость, радость, волнение и любопытство, совершенно не связанные с моим собственным настроем, учинили такое смятение в моей голове, что я едва не принялся биться ею о дерево, только чтобы остановить это. Несколькими мгновениями позже видение рассеялось, оставив меня в холодном поту.

Из моего укрытия в заросшей беседке я слышал, как королева описывает тех самых существ из страны моих снов, объявившихся в Лейране. Тот же карлик, и звероподобный человек, и еще тот, кого я звал бегуном, — темнокожий человек, высокий и тощий, что носился туда-сюда по черным дорогам и горным тропам моих снов. Они не были творениями лордов. Я не чувствовал в их магии искусства Нотоль, в их проделках — стратегии Парвена, в их общении — уловок Зиддари. Они были чем-то совершенно иным. Просто я не знал, чем именно.