сел на кровать, положив оружие рядом с собой на простыню. Свой собственный пистолет НКВДшник демонстративно вынул, поставил на предохранитель и поместил себе на колени. Кебучев улыбнулся, кивнул и принялся спокойно ужинать. Съев два бутерброда и отпив как следует чая, он, наконец, повернулся к гостю.

— Вы меня по доносу Сахарова спалили? Или где прокололся?

— Скажем так: я тоже люблю смотреть на звёзды ночью...

— Эх, зараза! Говорил я им, что надо над пустыней, подальше — а они, мол, ни черта не видно, непонятно, куда светить, найдите место... Вечно этот их немецкий порядок все карты путает, вот ничего не могут вне инструкций.

Глебов оценил хладнокровие шпиона и позволил себе немного улыбнуться.

— Завербовали вас в Мюнхене, верно? Что, предложили несметные богатства да квартиру в Бадене?

— Климушка, вот только давайте без допросов. И уж тем более без красной пропаганды. Мы же с вами оба интеллигентные люди, дворянского происхождения... Или мне вас называть гвардейским поручиком, товарищ Глебов? Вам так комфортнее будет вести светские беседы?

— Ну, называть можно как угодно... Но давайте побеседуем, это дело хорошее, если в приятной компании.

Теперь улыбнулся Гавриил Платонович. Закинул ногу на ногу, взял в руки чашку с чаем.

— Завербовали меня до Мюнхена. Да я и не против был... Вы, вот, вряд ли знаете, что такое Петроград в годы той самой революции. Я же на своей шкуре, что говорится, испытал, когда меня матросня ногами била... В общем, как сейчас принято говорить, я элемент классово чуждый, настроенный контрреволюционно.

— Вы понимаете, что вам за это светит? СЛОН — это ещё в лучшем случае.

— Прекрасно понимаю. Но будь вы заплечных дел мастер, как Агнаров, я бы уже свои зубы выплёвывал... Вам ведь интересно, какую игру я веду. И вы не настолько дурак, чтобы не догадаться, что у Якова Иосифовича тут тоже своя игра, как и у Сахарова была. Тем более, вам хочется найти того, кто или что людей в пятнышки на полу превращает — так что вам я живой нужен, помогающий следствию. Ведь так, голубчик?

Следователь неохотно кивнул: действительно, от говорящего и помогающего профессора будет пользы существенно больше, чем от арестованного. Да и, честно говоря, немецкий шпион не выглядел тем, кого стоило всерьёз опасаться.

— Тогда предлагаю нам с вами договориться. Я честно выкладываю всё, что мне известно, и помогаю вам с раскрытием тайны исчезновения сотрудников полигона. Если повезёт, мы даже сможем-таки поймать шаровую молнию...

— А взамен что?

— Вы дадите одному пожилому гражданину Рейха исчезнуть, не привлекая внимание. Всё равно шаровая молния — а она главная цель моего вояжа в советское государство — останется здесь. А, скорее всего, и вовсе не достанется никому из нас, снова исчезнув. Что скажете?

Клим Глебов надолго задумался. Совесть говорила ему, что это всё же неправильно, да и профессор Кебучев, или кто он там, всегда может обмануть. Но без него поймать шаровую молнию точно не удастся. Тем более, что его можно потом попробовать обмануть самому и объявить перехват самолёта: не испарится же он. В конце концов, на то и существуют разведка-контрразведка, чтобы таких, как он, ловить, а работа следователя — расследовать исчезновение советских граждан. И несоветских тоже. В итоге НКВДшник вздохнул и тяжело кивнул — Гавриил Платонович с улыбкой потёр ладони.

— Что ж, Климушка, тогда начнём с целей моего визита. Как вы, думаю, уже догадались, я был направлен сюда с одной единственной целью — привезти в Рейх шаровую молнию. Ну и, в идеале, разработки Теслы. Хотя, надо признаться, в Германии большая часть учёных настроена скептически относительно их боевого применения, поскольку установка требует очень много энергии для постоянной эксплуатации на высоких мощностях. А иначе это так, занятный физический эксперимент, не более...

— Профессор, будьте любезны — ближе к делу.

— Хорошо, как скажете, голубчик! Так вот. За молнией этой шаровой я охочусь давно, как вы знаете, ещё с начала века. Собственно, это второй важнейший пункт моего договора с Рейхом: неограниченное финансирование на исследования данного явления и возможность с ним разобраться. Я хочу быть тем человеком, кто раскроет феномен шаровой молнии!

Кебучев назидательно поднял указательный палец, ткнул им себя в грудь и сделал ещё пару глотков чая.

— Собственно, с этой самой целью я в Петербурге, или как его сейчас называют, Ленинграде перевернул чуть ли не все архивы. Собрал всю информацию, которая у меня была, добавил ту, что была у немцев, сведения из архивов, прогнозы погоды... В общем, мне и моим коллегам стало совершенно очевидно, что молнию надо искать где-то здесь, в казахских степях. И искать именно этим летом — она продукт сезонный, зимой ни черта не выйдет.

— То есть вы всё-таки приложили руку к выбору места?

— Разумеется! Вы, думаю, в курсе от коллег, что Фёдор Бельский совсем помешался на своей тёмной магии, везде и всюду ищет мистику и предметы культа. Было несложно убедить его, что я исследую не совсем нормальные физические явления. Прочёл несколько лекций, поучаствовал в обсуждениях этих их спиритических сеансов... В общем, когда поступило предложение от Николы Теслы, я был тут как тут, оставалось только уладить пару формальностей. При этом в РККА и прочих структурах знали, что Тесла писал не только в союз, а потому ухватились за предложение всеми лапами, пытаясь быть первыми во всём — и даже не подумали, почему Германия вежливо отказалась... В итоге, буквально через пару недель после столь вовремя появившейся идеи у гения Теслы меня уже вызвали в НКВД, постарался товарищ Бельский, а там сразу из Ленинграда в Москву, всю информацию, по заводам собрать материалы... В общем, мы оказались именно там, где надо было, в казахских степях. Оставалось только ждать.

Клим почесал щетину на щеке.

— Но как вы могли быть уверены, что она будет именно здесь?

— О, проще простого! Уже точно установлено, что шаровую молнию притягивает большое количество электричества. ГЭС, электроподстанции, лаборатории... В общем, было очевидно, что установка начнёт притягивать её к себе. Тем более, что вокруг нет ни черта, кроме верблюжьих лепёшек, ничто не должно помешать ей оказаться именно здесь. Она не ошибётся.

— Вы так говорите о ней, как будто о живой сущности.

Гавриил Платонович улыбнулся, долил себе чаю.

— Разумеется! Нет, вы не подумайте, души или мозга там у неё, конечно, нет. Но, судя по закономерностям