недобрый взгляд и уносится в сторону звавших парней.

Ну и пусть идет.

И хорошо.

И не нужен мне никто.

И эти тут напротив, расселись и обжимаются. Людей нервируют своими улыбочками блаженными, тьфу.

Знаю, что похожа на сварливую старую бабку, но не понимаю, что со мной происходит и почему я так завелась.

— Вера?

— А-Артем? — Елки-иголки, подпрыгиваю на месте, когда рядом с моим лицом возникает труп Эдварда Каллена, начинающий, по-видимому, разлагаться: краска поплыла, перемешалась и превратилась в одно сплошное черно-белое месиво.

Святые угодники!

— Ага! Я! — обходит диван и плюхается рядом.

Вот! Я об этом и говорила! На ловца и зверь бежит!

И пусть этот бесстыжий Бестыжев покинет мою голову, вон, сам Тема Чернышов ко мне подсаживается!

Подбираюсь, выпрямляю спину и закидываю ногу на ногу.

Красиво закидываю.

Красиво настолько, что не рассчитываю и задеваю лодыжкой стеклянный столик.

— Эх, — морщится парень. — Больно?

— Нннет, — натужно улыбаюсь и обхватываю костяшку.

Больно — совершенно не то слово! Мне адски больно. Больно так, что ухо простреливает и капилляры в глазах лопаются. Беззвучно ору и стискиваю зубы, чтобы не показаться безнадежной неудачницей и не расплакаться.

— А ты чего одна грустишь? Где Бес?

— Он к ребятам пошел, сейчас вернется, — сквозь зубы еле выговариваю и киваю в сторону парней.

Одновременно с Артемом поворачиваем головы и видим Бестужева, мило беседующего с той самой блондинкой, половину вечера пускающей на него слюни.

Она вспыхивает и опускает взгляд, когда Егор наклоняется и что-то шепчет на ушко.

Я мгновенно забываю о боли физической, чувствуя совершенно другую. Где-то в груди, где-то под ребрами.

— Понятно, — усмехается Чернышов и смотрит сочувственно. — Слушай, мы сейчас в фанты собираемся играть, если есть желание, милости просим. Будет весело.

Его жалостливо-сочувствующий взгляд окончательно растаптывает мою и так невысокую самооценку.

Весело, говоришь?

Снова бросаю взгляд на то место, где ворковали голубчики, но ни Егора, ни девушки не нахожу.

Неведанное чувство сковывает по рукам и ногам. Оно по силе такое мощное и разрушительное, что справиться с ним мне не подвластно. Что это?

— Хорошо. Я согласна.

21

Смеюсь, когда парень в ковбойской шляпе и клетчатой рубашке с дырками от нарисованных выстрелов, пытается изобразить смех каждого участника игры. Напротив меня сидит Артем, и мы периодически с ним переглядываемся. Смущенно отвожу взгляд в сторону, туда, где в последний раз видела Егора, и чувствую, как грудь болезненно сдавливает.

Бабник!

Наглый, бессовестный Бестыжев!

Тебе ли не все равно, Вера, куда и с кем ушел Бестужев? Ты хотела привлечь внимание Чернышова и, кажется, у тебя это получается, так отчего же ты злишься? И уж если быть с собой до конца откровенной, то Бестужев как раз выполняет свою часть уговора, когда ты, Илюхина, даже за проект еще не садилась. Если бы не Егор, я бы никогда не была в числе гостей этого дома и не сидела напротив Артема, одаренная его улыбками. Поэтому прекращай вести себя, как неблагодарная зануда.

Возвращаю внимание обратно к игре и вновь сталкиваюсь взглядом с Артемом. По телу разливается приятное тепло, и я понемногу расслабляюсь.

— Что нужно сделать этому фанту? — выкрикивает Карина, опуская руку в бархатный красный мешочек.

Парень в шляпе, окончив свое выступление, задумчиво прищуривает глаза, придумывая задание следующему игроку.

— Станцевать танец живота, — вдруг заявляет простреленный ковбой, а я мысленно молюсь, чтобы этот фант не достался мне.

К моему безмерному счастью Дивеева извлекает портмоне Роберта и подмигивает парню под общее ликование и овации. Он выходит лениво, кланяется и смеется, когда игроки просят его оголить живот и повилять бедрами.

Хлопаю вместе со всеми, ободряюще поддерживая парня, который, к слову, вовсе неплох в танце.

— Что нужно сделать этому фанту? — Карина пристально смотрит на Роберта и заговорщически подмигивает ему.

Парень кивает, выпрямляется и произносит мне, глядя в глаза, хищно оскалив свой огромный обезьяний рот:

— Этому фанту нужно попросить у меня милостыню. Да так, чтобы я захотел ее дать.

Под редкие смешки Дивеева достаёт…

Я чувствую…мое сердце начинает тарабанить с головокружительной скоростью, вырываясь сквозь ребра.

Губы Карины разъезжаются в ехидной, довольной улыбке, когда в ее руке оказывается мой чокер-бант, который я одолжила в качестве своего фанта. Ощущаю, как к щекам приливает кровь. Слава Богу, что в моих глазах сейчас линзы, иначе бы мои собственные запросто выложили на общее блюдо салат из моей паники, обиды и унижения. Для большинства играющих это задание кажется вполне себе безобидным и смешным, но только пятеро из присутствующих здесь знают, какой скрытый смысл прячется в словах Роберта.

Я нисколько не сомневаюсь, что они это все подстроили, чтобы унизить, чтобы в очередной раз показать, какая я — босячка и нищенка.

Вновь одна против всех.

Беспомощно обнимаю себя руками, прячусь, защищаюсь.

Я хочу убежать, пусть лучше считают, что струсила, чем я потеряю себя.

— Камон, куколка, я всё жду, когда смогу тебе дать. Попроси у меня, — Роберт вызывающе поигрывает бровями и ржет под одобрительный свист играющих в фанты парней.

От этой омерзительной двузначной фразы меня бросает в пот, а липкое отвращение поднимает тошноту в желудке.

Я не успеваю даже подняться с дивана, как слышу рокочущий голос Егора:

— Я тебе сам сейчас так дам, что последней, кто тебя будет просить, окажется медсестра в больничке, умоляя попасть точно в баночку, а не под себя.

Играющие в фанты стихают и с неподдельным интересом наблюдают за происходящим. Дивеева настораживается, но вида растерянности старается не подавать.

— Да ты чего, Бес? Я же шучу! — пытается