сарказмом здорово приправленным ядом.

Вот мы и добрались до сути. Не простила. Да и не должна была.

— Представь себе, с пользой провел время! — складываю руки на груди.

36. Я больше не люблю тебя

— Очень рада это слышать! — зеркалит мою позу — А теперь вызвать тебе такси, чтоб ты свалил поскорее?

— Не немощный. — верчу в руке телефон.

— Так я ж с благими намерениями! Помочь хочу! За бугром-то жить привык, а тут поменялось всё за столько лет! — брызжет недовольством!

— А тебе это покою не даёт! — говорю нараспев, и сам не знаю чему радуюсь.

— Мне плевать! — фыркает.

— А выглядит так, будто нет. — делаю шаг к ней.

— Послушай, Соколов… — выставляет перед собой руки и пятится.

Никогда не смущало, что кто-то меня так называет, но именно сейчас и именно от неё это слышать, жутко, раздражает.

— У меня имя есть. Чего ты прицепилась? Да, уезжал… — развожу руки в стороны, приближаясь. — И?

— Дело не в твоём отъезде, а в том, как ты себя со мной ведёшь! — тараторит.

— Как хочу…

— Вот именно! — кричит и, удивительно, но это меня останавливает. Видит, перемены и сама успокаивается. — Три года назад я была бы счастлива… — осекается… звучит как обвинение, хоть и миролюбивым тоном. — А теперь… теперь я не хочу. — добавляет тихо…

Молчу, внимательно смотрю на неё. Нихера мне не показалось!

Врёт.

— И что же, кроме статуса, изменилось? — делаю к ней шаг.

— Да, я тебя не люблю больше! — крикнула и голос сорвался.

А я не могу понять, что чувствую сейчас. Но, нечто похожее как тогда… когда я высадил её возле её дома и уехал в аэропорт.

— Я была влюблена в тебя тогда. — шепчет, делая ударение на последнем слове. — А сейчас, нет.

Мне нечем крыть.

И вот теперь она плачет и отворачивается.

С ней-то всё понятно… Мне-то почему так… больно?

— Ладно… — тру переносицу. — Ладно… я понял. — сдаюсь.

Всхлипывает не поворачиваюсь и направляется к выходу. Как и я.

Не смотрит на меня и диктует адрес, пока едем в лифте.

— Дашь, ты прости, если обидел. — искренне, к слову, извиняюсь.

— Блин, Соколов! Просто! Молчи! — закрывает глаза и дёргано жестикулирует.

Понял! Затыкаюсь!

— Какой же ты непроходимый олух! — откидывпет волосы назад и идёт к своей машине.

Агрессивно срывается с места и уезжает. А я сажусь в такси.

Зря я так… Сука! Что ж меня так прёт, когда она рядом?

Помню, что писал Мишка, поэтому зайдя в дом, веду себя максимально тихо. До тех пор, пока со второго этажа не доносится женский крик, грохот и звон битого стекла.

Подрываюсь на звук после секундного замешательства.

— Не смей травить меня этим! — слышу по пути вопль отца и ещё один грохот.

Врываюсь в спальню родителей, где горит свет и дверь нараспашку.

Мишка в одних штанах, растрепанный, с голым торсом, скрутил на полу отца, который пытается вырваться и сыплет во все стороны проклятиями.

Алиса сидит на полу рядом с Аминой и держит ту за руку. Халат Амины в крови.

Стою как истукан…

— Алиса, уведи Амину и айболитов вызови! Олег, иди сюда! — орёт Миша.

Слушаюсь его, пока женщины уходят.

— Хватай и держи его. Я успокоительное вколю.

Получаю инструкции от брата.

— Понял.

Я знал, что отец физически очень сильный, но чтоб настолько! Не подозревал. Удержать его на месте, оказывается весьма непростой задачей. Особенно, когда он видит шприц, то начинает дёргаться ещё сильнее.

Миша вкалывает ему что-то и прямо на моих глазах тело отца расслабляется и я разжимаю хватку. Вместе с братом перетаскиваем его на кровать.

Он в сознании, всё ещё угрожает нам расправой, но взгляд расфокусирован, а тело ему не подчиняется.

В этот момент в комнате появляются врачи и мы с Мишей выходим на балкон, пока те проводят осмотр.

— Что это было? — достаю помятую пачку сигарет, которые, удивительно, но уцелели, и предлагаю брату.

Вспоминаю, что он не курит уже тогда, когда Мишка выпускает дым в ночь.

— То, о чем я говорил сегодня. — хрипит и трёт лоб.

На счёт сигарет не спрашиваю.

— Так… всегда?

— Нет. Обычно просто орёт как ненормальный. — морщится.

— Амина… — начинаю, но брат перебивает.

— Руку порезала. Сильно, но не смертельно. — затягивается по новой. — Он её толкнул, она отлетела на чёртовы статуэтки. Говорил же ей их убрать. — ворчит и негодует.

Амина коллекционирует фарфоровые статуэтки. Не тупо всё подряд скупает, нет. Но я понятия не имею по какому принципу она приобретает их.

В их с отцом спальне почти все поверхности ими заставлены.

— Его забирают. — ворвалась в наш разговор Алиса.

Мы вернулись в комнату как раз, когда два санитара переложили отца на носилки.

— Я с ним поеду. Не спорь. — оповестила и тут же заткнула брата Амина.

Миша выругался, но возражать не стал.

Амину и отца увезли, а мы наблюдали за всем этим из окна.

Алиса обняла Мишу и никак не участвовала в дальнейших разговорах.

А я… Я понял, что у меня нет пары дней… и уже сегодня, несмотря на бессонную ночь, я был в офисе фирмы, закреплён за одним из замов отца и введён в курс дела.

Словом, если рассказывать, как я провел это лето, то есть следующие три месяца, то рассказать я могу массу всего интересного и не очень… исключительно, о работе…

Отец больше не появлялся в офисе. Через две недели у него случился инсульт и… частичная парализация правой стороны тела.

Мишка полностью принял на себя управление компанией.

Дома отец теперь проводит минимум времени и стал ещё более невыносим, чем раньше. Для такого человека как он, осознать свою беспомощность что-то из рода фантастики, а значит для других, в зоне его досягаемости теперь опасно для здоровья, психического, разумеется.

37. Я не пойду

— Я не пойду. — выпаливаю сразу, как только открываю долбанное приглашение в котором чёрным по белоснежному начиркано моё имя.

— Пойдёшь. — спокойно и уверенно отреагировал на мой отказ брат. — Но я все же спрошу. Почему?

— Личные… причины… — проклинаю мысленно всё и всех.

Самому себе можно не врать. Мне не похрен и я не хочу видеть Дашу… с ним…

Одно дело знать, что у неё кто-то есть, понимать, что по ночам они не в прятки играют. И совсем другое видеть их… вместе…

— Мы о бизнесе говорим. Тут нет ничего личного. — Отмахивается брат от такого расплывчатого объяснения.

— Это свадьба. — хотя и сам понимаю, что это не аргумент.

Выпаливаю это слово и в груди всё узлом завязывается.

— Это свадьба одного из наших партнёров. —