2

А напротив станции метро «Гостиный двор» – пиротехническое шоу. Артисты тоже в черных костюмах. Выдувают из пасти огонь, как драконы. Размахивают искрящимися факелами на длинных шестах и плошками с огнем на цепях.

На лицах выступающих горят восторг и экстаз. О, как я их хорошо понимаю! Это так приятно – управлять стихией! Чувствуешь свою силу и значимость в этом броуновском движении людей, непонятно куда спешащих, но все равно опаздывающих. Истинное наслаждение. Особенно когда прыгаешь, как в детстве, через скакалку, но только горящую. Когда стакан огня-спирта, который ты выпиваешь, очищает тебя, словно вода. А потом этот же стакан пламени ты выдуваешь, словно стеклодув, образуя вокруг своего лица и тела шар из огня. Словно ты с легкостью факира меняешь одну стихию на другую. Словно мановением руки управляешь алхимической сущностью и иллюзорностью мира. И тебе все подвластно в эту секунду, все доступно и достижимо. И духи огня исполнят любое твое желание, какое бы ты ни загадал.

3

Я иду дальше мимо сверкающих фарами машин. В восторге блужданий по городу. Иду туда и обратно, словно в какой-то эйфории. Одновременно, как барометр, улавливая настроение толпы. Ее градус и тонус. Хотя уже вот-вот наступит 15 февраля, считается, что сегодня еще ночь Святого Валентина, праздник свободной любви. Народ гуляет. У Катькиного садика снимают мальчиков-проститутов. На Старом Невском у вокзала свои услуги предлагают проститутки-девочки.

В городе слишком большие возможности замутить с женщиной. А слишком большая сексуальная свобода расхолаживает энергию. Отсюда энтропия сексуальности и распыление сексуальной энергии.

Раньше, когда церковь и религиозная традиция контролировали общественные связи, такой сексуальной энтропии не было.

У часов и барометра на Малой Конюшенной танцуют. Старые мужчины и молодые девушки, взявшись за руки, танцуют далекое ретро: квикстеп, чарльстон, танго. Опять это сладкое слово «вседозволенность».

4

Город привлекает творческую энергию людей, аккумулирует ее, выжимает через корпорации. А порой и прожигает через прорванные трубы теплотрасс, и неоновые огни вывесок и билдбордов обогревают и освещают морозную улицу. И все вхолостую. Но разве не вхолостую порой греют любящие сердца?

Город – это сгусток энергии, а значит, и возможностей. Копна проводов опутала город, внутри которого тепло, как на току, как в стогу электромагнитного сена. Как в генераторах мчащихся мимо авто.

Земля на селе сырая и тяжелая. Снег и дождь смачивают и вымывают неплодородную почву. Летом же она вбирает в себя энергию солнца и человеческого труда и выдает на-гора колосья с искрами зерен.

Город же круглый год стоит в золотящихся колосьях фонарей. Снежинки, подсвеченные желтым светом, крутятся, как атомы в реакторе, электромагнитное поле отклоняет их в сторону от моего лица.

5

Повернув, шарахнувшись, как стрелка барометра, я опять выхожу на Малую Конюшенную, на этот раз я смотрю не на танго, а на часы. И думаю о ресурсах.

Главное в жизни человека при достижении той или иной цели – это ресурсы. Время и внутренняя энергия. Силы, которые необходимо организовать и направить в нужное русло. Но для этого человек должен быть мобилизован внешней или внутренней организацией и мотивацией.

У меня сейчас есть свободное время, но нет организации. Моя мама вышла за военного с подсознательной надеждой, что теперь в ее жизни все будет в порядке. У женщин в крови подчиняться четкой организации сверху.

Работяги отдают свою нервную и физическую энергию и время за хлеб, который помогает их семьям реализоваться. Прикладывают все свои силы для того, чтобы было хорошо их близким и родным. Бездельники дорожат и своим свободным временем, и своей скудной энергией. В итоге имеют и то, и другое в ограниченном количестве. Замкнутый магический круг. Стрелка барометра шатнулась опять в другую сторону.

Вот бомж вышел из примитивной общественной единицы-организации и не знает, куда теперь податься. Не знаю, куда сейчас направить свою энергию и я, блуждающий по городу, словно свободный атом. А хочется проводить время с пользой, хочется что-то сделать, взять на себя какую-то ответственность и почувствовать тревогу. Хочется к людям, в творящий реактор истории.

6

И я нахожу такой реактор – в подвальчике, в кафе питерской богемы, где до революции аккурат находился полицейский участок. Ночью под этими низкими сводчатыми потолками всегда полно людей. В основном актеры. И любители, желающие или втайне мечтающие стать актерами. Есть здесь и мои знакомые из студенческого молодежного театра, в котором я работал декоратором. Но впервые меня сюда привел Расим.

Мне нравится здесь. Богема – это не тунеядцы. Это люди, сознательно выбравшие свой путь и бросившие все на алтарь искусства. Они добровольно приняли ряд страданий и лишений ради достижения поставленной цели. «Богема» происходит от «боэм» – «цыганщина». И словно в подтверждение тому сегодня в кафе настоящий бум. Фейерверк красочных нарядов и улыбок, сверкающих сквозь чад и дым, несмотря на чад и дым.

Я забиваюсь в дальний угол и начинаю с восторгом наблюдать за артистичными импровизациями и эксцентричными девушками. Особенно мне нравится одна особа. Конфетка с длинными темными распущенными волосами. Восточная сладкая внешность. Ее, кажется, зовут Оля, а может, Ляля или Аля. Я не расслышал точно, когда она себя называла, а подойти и переспросить я боюсь. Я смотрю на нее исподтишка и жгу в пепельнице оборванные края салфеток и фильтры окурков. Такой я становлюсь пироман, когда нервничаю. Для себя я называю ее средним именем Ляля. Так мне слаще о ней думать. Я заметил, что на капустниках по средам она здесь частый гость.

7

Я смотрю на нее и думаю: чем бы я мог привлечь внимание девушек из ее общества? Этих ярких, сильных и стильных штучек. Чем заинтересовать, чем заинтриговать? Что противопоставить их кавалерам и ухажерам – этим профи определенного образа и стиля поведения?

Но пока не находил своего образа, который мог бы соперничать с непонятым гением-одиночкой Гамлетом, безумно влюбленным нежным Ромео или брутальным ревнивцем Отелло. Все роли давно поделены и расписаны. Все ниши заняты. А новичкам-непрофессионалам вроде меня нет ни места под солнцем, ни эфирного времени.

Единственное, что нам остается, – это делать вид, что еда нам интереснее любопытных взглядов красоток. И многие из присутствующих крыс и мышей так и делают: грызут свои орешки с невозмутимыми лицами.

Ведь я не человек искусства. Я им не соперник – я не умею так перевоплощаться, не умею так искрить остротами. Они же вмиг становятся героями-любовниками или героями-вояками, готовыми пойти на смертный бой, на костер за свою веру и убеждения.

Но меня тянет сюда вновь и вновь. Может, жажда адреналина. Желание зацепиться-приобщиться к этим бродячим артистам-цыганам и прожигателям красивой жизни. Ведь это моя ниша – если мне не будет хорошо здесь, то тогда где? Я всегда мечтал жить так же свободно и творчески, как эта богема.