Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Да.
– Это я. Ваша пациентка.
Он чуть не ляпнул: «Кто бы мог подумать», но жена ему говорила, что людям с Юга не нравится его нью-йоркский юмор, и потому он ответил:
– Пожалуйста, присаживайтесь.
Она забилась в дальний угол их кабинки. В ту же минуту к ним подошла обширная официантка в розовом форменном облачении и дружелюбно поприветствовала:
– О, здрасьте, миссис Пул, давно вас что-то не видно.
«Вот тебе и анонимность», – подумала Сьюки.
– Привет, Джуэл, – сказала она вслух.
Та глянула на доктора Шапиро и спросила:
– Это ваш красавец-сын, о котором все время рассказывает ваша мама?
– Нет, просто… знакомый.
– Ой. Так что вы сегодня будете?
– Просто кофе, пожалуйста. Без кофеина, – ответила Сьюки.
Доктор Шапиро добавил:
– Два.
Джуэл ушла, и Сьюки сказала:
– Перво-наперво спасибо вам большое, что согласились встретиться.
– Ну что вы. Чем могу помочь? Вы сказали, у вас проблема?
– Да. И это очень долгая история. Начну с начала. Несколько недель назад я кормила птиц. Синие сойки – просто кошмар какой-то. Я решила, что насыплю подсолнечник на заднем дворе, а смесь «Красавчик» – перед крыльцом…
Полчаса и три чашки кофе спустя, когда она добралась наконец до рассказа о том, кто ее мать, он внезапно все понял. Неудивительно, что у этой дамы нервный срыв. Он знает ее мать. Да кто ж ее не знает?
В восемь часов первого же утра после переезда в новый дом доктор Шапиро с женой проснулись от шума на крыльце, походившего на колокольца кришнаитов. Он открыл дверь, и на крыльце его приветствовала крупная, властного вида женщина в накидке и с громадной корзиной, украшенной лентой. Она громогласно объявила:
– Доброе утро. Я Ленор Симмонз Крэкенберри, президент комитета «Фургона гостеприимства»[33]в Пойнт-Клиэре, и от лица всего комитета хочу сказать… – И тут же запела со всей мочи на мелодию «Пошуршим до Баффало»[34]: – Здрасьте! Здрасьте! Здрасьте! Как вам! Сделать! Счастье! С переездом к нам! – Затем сунула ему корзину и сказала: – Остальные барышни явятся с минуты на минуту, но я хотела прибыть первой. – С этими словами она ворвалась в дом, выкрикивая: – Миссис Шапиро-о-о… ставьте кофе. У вас гости!
Он провел с Ленор всего час, но и этого хватило, чтобы понять со всей очевидностью: лечить надо мать, а не эту несчастную женщину. Но он дал пациентке выговориться – та была в совершенном расстройстве.
– И вот я сказала Дене, что иду вразнос. То я злюсь на мать, то чувствую себя виноватой и опять злюсь. Как вы думаете, это нервный срыв?
– Думаю, в таких обстоятельствах гнев и растерянность совершенно естественны.
– Правда? Вы считаете естественным желание удушить свою мать?
– В некоторых обстоятельствах – да. Вы чувствуете, что вас предали и обидели, и, естественно, желаете дать отпор.
– Верно. Да, хочу.
– Никому не нравится, когда ему врут.
– Ведь правда, никому, да? Ой, мне уже гораздо легче. Доктор Шапиро, вы профессионал, вы бы распознали нервный срыв, да?
– Да.
– По вашему мнению, я того и гляди не слечу с катушек?
– Думаю, это крайне маловероятно.
Сьюки выдохнула с огромным облегчением:
– Прям и не знаю, как вас благодарить. И оказалось все не так страшно, как я думала. Уверена, вам это уже говорили, но все-таки: вы прекрасный слушатель.
– Ну спасибо.
– И наверное, думаете, что я грубиянка. Все талдычу про свои проблемы, а про вас ничего не спросила.
– Все совершенно в порядке, миссис Пул. Я тут для того, чтобы слушать вас.
– Ой, пока не забыла, сколько я вам должна? Наличные сойдут? Не хочу, чтобы люди в банке знали, что я встречаюсь с психиатром. Может, ничего и не скажут, но кто ж их разберет. Мне так понравилось, увидимся еще раз? В это же время на следующей неделе, в этой же кабинке?
К собственному удивлению, доктор Шапиро согласился.
Вернувшись в приемную, доктор Шапиро набросал кое-какие заметки.
Новая пациентка: легкая ситуативная тревожность, очень милая дама.
Мать пациентки: нарциссистка с легкой или тяжелой формой мании величия.
Пуласки, Висконсин
Воскресенье, 7 декабря 1941 года
Перед началом воскресной службы отец Собьески выглянул из ризницы и поманил Станислава Юрдабралински, всегда сидевшего в первом ряду Служка сегодня не явился, требовалось его кем-то заменить. Забавно было смотреть на священника ростом пять футов и девять дюймов и Станислава (шесть футов и четыре дюйма) в черно-белом алтарном облачении, которое на нем смотрелось как блуза, но служба прошла без сучка и задоринки. А после Юрдабралински шли домой вместе – все, кроме младшенькой, Софи: та всегда оставалась помочь монахиням стирать и гладить облачения для службы на следующей неделе.
В тот же день вечером Гертруд и Тула репетировали на Радужном катке программу для грядущего конкурса, и тут вдруг миссис Ванда Вшнски, органистка, прервала аккомпанемент, прямо посреди «Синих небес»[35]. Что случилось? Через несколько секунд по громкоговорителю прозвучало сообщение: японцы только что атаковали Пёрл-Харбор, каток закрывается. Оторопелые фигуристы побрели вон, а миссис Гшнски заиграла «Боже, благослови Америку»[36].
В нескольких кварталах от катка, в театре Пуласки, публика смотрела «Как зелена была моя долина»[37], с Морин О’Хара и Уолтером Пидженом. Жена Винка Энджи и ее подружка смотрели по второму разу, когда экран постепенно погас и в зале включили свет. Администратор театра вышел на сцену и объявил: