у меня по коже пошли мурашки. Казалось, что кто-то пытается ухватить холодной рукой за сердце. Да что уж там, скажу откровенно — стало страшно. Но и бросать на произвол судьбы храброго полосатика нельзя.

— А то что? — с насмешкой спросил мужчина, стоящий в центре. В отличие от остальных его подбородок украшала бородка. По манерам — явный вожак.

— А ты проверь, — улыбнулся я в ответ, демонстративно отодвигая полу плаща и кладя руку на эфес.

Пришлые мгновенно разошлись, образовав полукруг, в руках появились ножи и короткие дубинки. Ишь, опытные. Осознают, что при численном превосходстве меч не спасет. Ну-ну, ребятки, так и считайте. Вот прямо сейчас и решим. Зато и страх ушел, уступив место холодному расчету.

Разумеется, биться об заклад бы не стал и не дал бы ста процентов, что встретился именно с теми людьми (людьми ли?), с которыми и искал встречи, но процентов на семьдесят-восемьдесят — это точно. А где остальные?

Я не спеша расстегнул пряжку у ворота, сдернул плащ, ухватив его в левую руку, а правой потянул на себя меч, не обнажая клинка, прикидывая — кого заваливать первым, а с кем можно повременить. Так, кто здесь самый опасный? Конечно вожак, вот он-то и станет первым, потом крайнего слева ослепить плащом, проткнуть третьего, а этого, с оттопыренной губой, вначале пнуть. В общем, расклад простой. Эх, был бы со мной гнедой, мы бы их растоптали, но Гневко пришлось оставить в лагере, вместе с латниками и Габриэлем.

Похоже, вожак слегка удивился, что я до сих пор не сбежал. Приподняв бровь, смерил меня оценивающим взглядом. Бросил взгляд вправо-влево, на своих подчиненных, потом заявил:

— Я проверю. Но позже.

Вожак улыбнулся, растягивая губы, обнажив десны. Повинуясь беззвучной команде начальника, остальная банда мгновенно спрятала оружие, повернулась через плечо и ушла.

— Я проверю, — повторил вожак, догоняя остальных.

Проводив взглядом пятерку, перевел взор на котика, нервно вылизывавшего шубку. Захотелось погладить отчаянного храбреца, но вспомнив про тот случай на постоялом дворе, не рискнул.

— Эй, парень, а эти ушли? — высунулась из-за двери голова в некогда белом, а теперь потемневшем от копоти колпаке.

Это кто же здесь парень? А, так это я. Я нынче в простом обличье, словно опять вернулся наемник Артакс.

— Ушли, — сообщил я, проходя внутрь.

— Ну, ты и храбрец! Чарка шнапса за счет заведения, — совершенно искренне сказал дядька.

— Лучше кваса или кавы, то есть, кофе, — сообщил я.

— Есть и то, и другое.

— Тогда каву.

Трактирщик закивал и унесся в сторону кухни.

Искать свободное место не пришлось, потому что в трактире почти никого не было. Усевшись к окну, подождал хозяина, притащившего мне каву. Судя по запаху — очень неплохая. Поставив передо мной чашку, хозяин спросил:

— Что есть станешь? Мясо или рыба? Мясцо хорошее, баранина на ребрышках, но я бы посоветовал форельку жареную. Свежая, утром доставили.

Я кивнул, а потом спросил:

— А это что за люди?

Трактирщик скривился.

— Не знаю, что за люди, но лучше бы сюда не ходили. Сидят, словно утопленники, прямо-таки тиной разит. Ничего худого не делают, но к ним даже отпетые забияки подойти боятся. У меня трактир хороший, все свежее, но эти гостей распугали.

— А что заказывают?

— А ничего не заказывают. Они вообще ничего не едят. Припрутся и сидят, смотрят, а у меня от их взглядов холодный пот.

— А чем занимаются?

— Вроде бы возчики, но лошади их боятся, спасу нет. А чтобы их слушались, они коней бьют безжалостно. Где это видано, чтобы возчик скотину бил? Он ее холит, лелеет, сам не поест, а коняшке корма задаст. У нас сердце кровью обливается, когда лошадь бьют, а боязно влезать. Вон, Ермаш, уж на что сильный был, так как-то раз коняку решил защитить, эти его на месте и порешили.

Коней бьют? Вот сволочи.

— А власть куда смотрит? Так вот прямо на улице порешили и никто не вмешался?

— Ты что, парень, с луны свалился? — вытаращился на меня хозяин. — А кто вмешается-то? Хозяевам нашим, тангарам, до нас дела нет. Они в своем городе живут, сами сюда не приходят, нас к себе не пускают. Они с нами даже разговаривать не станут. Не веришь?

Почему же, очень даже верю. Уже одно то, что гномы не сообщают людям свои имена, о чем-то говорит. Еще неприятно поразило другое: Димдаши, с которыми, как мне казалось, у меня сложились если не дружеские, то хотя бы приятельские отношения, по мере приближения к Винне-Ноу менялись на глазах, и не в лучшую сторону. Я-то рассчитывал проехать весь путь в карете гномов, но за два дня до конца пути со мной перестали разговаривать, оба гнома демонстративно прикрывали носы платками, разговаривали друг с другом на своем языке, бросая на меня уничижительные взгляды. Чтобы не взорваться и не поубивать недавних приятелей, мне пришлось перебраться на запятки, едва-едва уместившись между сундуками. Спасибо, что не заставили идти пешком.

Вспомнилось (хотя и не слишком силен в истории Силингии), что после распада королевства Нимотен, между гномами и людьми развязалась война, из которой мы вышли победителями. Может, зря предки герцога не довели дело до конца и не загнали высокомерных недоростков подальше?

Винне-Ноу, спрятавшийся за стеной, мне толком и не удалось рассмотреть, но кое-что углядел, благо, что город расположен на горе. Увидел, что имеется широкая улица, петляющая, словно следы зайца в поле, вдоль которой выстроились двухэтажные дома. Они не вытянутые к небу, словно старые тополя, а массивные и приземистые, сложенные из обработанного камня.

Одна ли здесь улица, или это проспект, от которого вьются улочки поменьше и переулки, не разглядел, помешали здания.

Поселок людей расположился ниже, по склону. Вот тут уже похоже на наши селения — узкие улочки, тесные проезды и тупики. Каменщики, строившие дома, не озаботились обработкой камня, а просто накладывали его друг на друга, подгоняя по впадинам и выемкам, а промежуток щедро заполняли раствором. Имелись и деревянные строения, но их очень мало, и все уже старые.

Но рассматривать достопримечательности я не стал, а отправился отыскивать трактир.

— А откуда здесь люди появились? — поинтересовался я. — Чего вам в Силингии-то не жилось?

— Нет, ты точно с луны свалился, или с другой стороны гор пришел. Тут же каторга. И все население либо бывшие каторжники, либо дети ихние, как я. Отец, как свое оттрубил, весть нам с мамашей прислал, чтобы сюда приехали. Вот, мы и приехали. Есть и другие, но мало. Туточка те, кто отбарабанил срока, что герцог