ещё до революции. Теперь он постоянно пребывал в раздражении. Так что все соседи его избегали. Ну, в самом деле, зачем ехать в гости к человеку, который даже разговор о видах на урожай через пять минут сводит к злобному брюзжанию о политике.

А мужики стали какие-то странные. То, что не снимали шапки при встрече, это ладно бы — но они глядели выжидательно, точно чего-то ждали…

И вот тут в гостиную вломился управляющий.

— Барин, там мужики идут. Они хотят землю делить.

К усадьбе и в самом деле подвалила плотная толпа.

— Ах вы!

Александр Николаевич схватил ружьё. Он даже не подумал, что оно не заряжено Да и патронов-то у него в доме не было. Но его вело раздражение. На весь этот мир. Помещик выскочил на крыльцо и повел ружьем.

— Что приперлись, хамы?

И тут грохнул выстрел. У Старилова во лбу образовалась дырка — и он свалился на ступени своей усадьбы. Фрол убрал в карман револьвер. Он не хотел насилия, но он пришел с войны. Если на тебя наводят оружие, то единственный способ выжить — стрелять первым. Он так привык.

Гражданская война началась.

Просто рано поутру в стране произошел переворот

Дембели, подтягивающиеся к родным деревням, были настроены очень решительно. По всей стране заполыхали помещичьи усадьбы. Хотя, в некоторых местах это было и раньше. В Гуляй-польском уезде ещё с июня окопался вернувшийся с каторги Нестор Иванович Махно. Он сразу пролез в главари местного Совета и стал наводить анархистский порядок. Всех представителей властей он просто посылал в известное место. Но тут-то дело шло как в моей истории. Но было и кое-что иное.

Страна заполыхала. И большевики тут были совсем ни при чем. Они-то в этом времени пока что не имели возможность издать «Декрет о земле». Но кого это волновало? На российских просторах главной была идея князя Кропоткина:

«Права не дают, их берут!»

Вот и брали, кто как мог. И противопоставить этому по первому времени было просто нечего. Честно, говоря, мечта крестьян поделить помещичью землю была иррациональной. Не так уж много, этой земли было. И, в общем и целом, никаких проблем «черный передел» не решал. Но это вы им попробуйте рассказать… А у людей желание выжить помещиков и поделить их землю было вбито в подсознание. Они уже пробовали в 1905 году — и те ребята, которые нынче вернулись с фронта, во время первой революции были детьми — они очень хорошо помнили «столыпинские усмирения». Как пороли и вешали. Вот вы попробуйте им объяснить, что это было государственной необходимостью.

Чернов отреагировал на эту ситуацию не как социалист, а как либераст. Он подписал Указ о формировании особых отрядов. Формально они должны были заниматься обеспечении продразверстки. Если кто не знает — продразверстку ввело ещё царское правительство летом 1916 года. Потом первое Временное правительство её подтвердило. Но ни у царя-батюшки, ни у князя Львова не хватило сил осуществить этот закон. Основное количество зерна находилось отнюдь не у крестьян, а у спекулянтов-перекупщиков. Которые справедливо рассудили — чем дальше идёт война, тем цены на хлеб станут выше. А при правильном хранении зерно может храниться несколько лет. Так что особо толку от продразверстки не было.

Но вот тут Чернов решил навести порядок. Он подписал Указ о создании, в общем-то, продотрядов. Хотя на самом-то деле, их главной задачей являлось не добыча хлеба, а «пресечения нарушения частной собственности». То есть, разборки с крестьянами, поделившими помещичьи земли. Отряды формировались быстро. К началу октября мир с немцами и их союзниками таки заключили. Гансы остались сидеть в Польше, граница была проведена почти точно по «линии Керзона», то есть по границам СССР 1939 года. Турки вообще не выеживались, у них не та была ситуация. Так что Турецкая Армения осталась за Россией.

Правда, они явно играли в какие-то игры. А что? Османская империя — страна с вековой историей. И ведь когда турки захватили Константинополь, то большинство представителей византийской элиты предпочли принять ислам и служить новым господам. А уж византийская дипломатия — это просто высший класс! Там такие интриги заворачивались… Так что традиции остались. Вот вспомним Крымскую войну. Она началась как русско-турецкая — и наши туркам неплохо вломили. Но потом ввязались европейцы, и русские проиграли. Но вот кто получил в результате больше всего выгод? Англичане и французы, положившие под Севастополем тысячи солдат и угробившие на войну огромные средства? Или турки, которые добились запрета существования Российского ВМФ на Черном море? Вот и решайте — кто в этой игре был дураком.

Вот и здесь турки явно играли в какие-то игры. Я догадывался, в какие, но этот мир уже очень отличался от моего, так что выводы я делать опасался.

А что касается продотрядов, то в них косяком поперли офицеры и ударники[55]. Одни из них мечтали «усмирить возомнившее о себе быдло», другие просто не видели для себя перспектив, кроме того, чтобы ещё повоевать.

Эти ребята начали наводить порядок.

* * *

Фрол сидел за столом и думал тяжкую думу. Дело было плохо. В Никифоровку, что пятнадцати верстах, пришел отряд офицеров. Там пожгли помещика и разделили землю. Так вот, этот отряд повесил троих самых активных, потом прошелся по дворам и выгреб всё, что было можно. Деньги, правда, за зерно дали. Но кому нужны эти фантики? Интересно, что кулаков-то не тронули. Наверно, они откупились[56].

И вот что теперь делать? Отряд шел в сторону Шапок. Защищаться — так в деревне было очень мало оружия, и ещё меньше патронов. Бой не выдержать. Висеть в петле старший унтер-офицер тоже не хотел. Конечно, можно и сбежать. Но Фрол понимал — в этом случае он в свою деревню просто не посмеет возвратиться. Ведь у каждого односельчанина будет до конца жизни стоять в глазах вопрос: ты, дескать нас подначил, а где был, когда пришлось за это отвечать?

И тут грохнула входная дверь. Вошел кряжистый человек в солдатской папахе и шинели. На плече он имел драгунский карабин, на поясе — деревянную кобуру «Маузера».

Человек, как положено, снял шапку и перекрестился на образа.

— Здорово живешь, Фрол Михайлович! Не узнаешь меня? Ну, это понятно. Я в другом батальоне служил, но тебя-то на митингах видел. Матвей Герасимов меня зовут. Тут, слышно, у тебя плохое дело? ОфицерА идут?

— Это верно.

— А вот как ты смотришь, чтобы им