Я смотрю на почерневший ствол. Остался лишь пепел, после того как Люк убрал кости. Но этого достаточно. Владеть прахом Хадсона. Для меня этого было бы достаточно.

- Оставим их здесь, - Истон указывает на место, куда собирается спрятать останки, завернутые в пластик.

Подвал Люка представляет собой лабиринт недостроенных плит и стен, своим ужасающим талантом он создает запутанные переходы, тянущиеся через всё подземное помещение.

Здесь слишком темно, чтобы иметь полный обзор, выдувные стеклянные шары дают достаточно тусклого света, чтобы был виден вход. Дверь в подвал находится справа от меня. Винтовая лестница - слева. И я замираю посередине... с костями и пеплом, запертая со всех сторон.

Меня охватывает тревожное чувство, я теряю спокойствие.

- А где ты хранишь пепел?

Он позвякивает ключами в руке. Он не может снова запереть меня в этой комнате... пока нет.

- Где, Люк? - требую я.

Он кладет ключи в карман, и я с облегчением вздыхаю.

- Мы еще не закончили.

Он направляется в дальний угол подвала, где на инкрустированных полках лежат несколько его демонических стеклянных осколков. Он берет в руки кувалду. А затем протягивает мне тяжелый инструмент.

Я почти готова рассмеяться. Это просто безумие. Я смотрю на мешок с костями, потом перевожу взгляд на свои забинтованные руки.

- Я не буду ломать кости.

Склонив голову набок, он говорит:

- Представь, что они мои.

В его голосе не было и капли иронии. Он очень серьезен. Я протягиваю руку, и он вкладывает рукоять кувалды в мою ладонь. Инструмент всего лишь в два раза меньше меня. Я поднимаю его, и задача кажется почти невозможной, будто если я сделаю это, то уничтожу часть себя.

- Она слишком тяжелая, - я бросаю молот на плиты.

Люк двигается позади меня, и я чувствую, как мои защитные инстинкты активизируются. Плечи напрягаются.

- Почувствуй вот здесь, - говорит он, оборачивая руку вокруг меня, чтобы дотянуться до ручки. - Используй ее.

Он опускает свою ладонь на мою, и по моей коже бегут мурашки. Он помогает мне поднять инструмент, я чувствую, что он нацелен сделать. Мы опускаем кувалду вниз. Гулкий хруст костей под молотом проходит сквозь брезент, вибрируя по всей рукояти.

Именно так он полностью избавляется от грудной клетки своих врагов, превращая ее в пыль.

Он отступает, когда я снова поднимаю молот.

- Ты думаешь, что сможешь вернуться.

Я роняю тяжелую рукоять наземь. Громкий удар о бетон эхом разносится по комнате.

- Как только ты сделаешь свое дело, - продолжает он, - отдашь судмедэкспертам останки Хадсона. Притащишь мой труп в отделение и предъявишь как улику. А затем составишь подробный рапорт. И ты уверенна, что сможешь вернуть свою жизнь обратно.

Я снова бью молотом по мешку с костями.

- Это единственная жизнь, которую я знаю.

И это самые правдивые слова, которые я когда-либо произносила в этих стенах. Хадсон стал моим напарником вскоре после того, как я поступила на службу в полицию, и как моя мать совершила свое последнее путешествие в другой мир. Я была молода, и у меня не было дома. У меня никогда не было своего места... никогда. Но я нашла его там. С ним. В полиции Сиэтла.

Я опускаю молот, и мои мышцы сводит от напряжения. Но обжигающая боль кажется терпимой, даже в чем-то приятной. Я стараюсь не думать о том, что находится внутри пластикового пакета.

- А что вы делали в ту ночь у оврага?

Его вопрос заставляет меня остановиться. Я замираю над костями, пристально глядя на стеклянные шары, переливающиеся отблесками в темноте подвала. Здесь есть пробелы. Упущенные моменты. Но мне нужно знать о них, чтобы закончить эту историю.

Я с глухим стуком опускаю молот.

- Это было наше место.

Люк самостоятельно заполняет пробелы.

- В такое время. После работы. Вот куда вы отправились, чтобы быть вместе.

Я тяжело дышу, кровь несется по венам, ведь я не привыкла задействовать определенные мышцы. Но я методично опускаю молот вниз. Кости хрустят уже не так сильно. Почти стерты в порошок.

- Да.

- В ту ночь была гроза, - говорит он. - Как долго ты вела расследование в отношении Лауры на тот момент? Шесть месяцев?

Я киваю.

- И Хадсон пытался помешать этому расследованию, не так ли? Он отвез тебя к себе в ту ночь, когда небо разверзлось, и под покровом проливного дождя и темноты он тебя подставил.

Инструмент накренился на моем плече, когда я повернулась к нему лицом.

- Ты сошел с ума. Не пытайся втиснуть свой искореженный мир в мою жизнь.

Глаза Люка превращаются в лед. Они такие холодные... но неземная синева его взгляда держит меня в плену. Все прочее, кроме его глаз, которые видят меня насквозь, кажется искаженным и неправильным.

- Я думал об этом последние несколько дней, - произносит он. – О том, что ты здесь, и том факте, что ты не помнишь часть того, что произошло.

Я не смогла сдержать издевательского смеха.

- Какой-то сумасшедший мститель ударил меня по голове. Возможно, именно это является причиной провалов в моей памяти.

Его ничем не смущает мой ответ.

- Или она избирательна, - он встает передо мной, заставляя меня запрокинуть голову, чтобы видеть его лицо. - Подумай хорошенько, Макенна. Что вы там делали? И что произошло до того, как тебя сбросили с насыпи?

Гнев опаляет мои и так взвинченные нервы. Это приводит в бешенство, когда кто-то совсем посторонний пытается выудить фрагменты твоей жизни, которые ты не можешь вспомнить.

- Я трахалась со своим парнем, - я выплевываю это со всем презрением, которое испытываю к нему.

Люк не колеблется, он не отступает. Это еще не все... когда я думаю о прошлом, это все равно, что пытаться смотреть сквозь снежную бурю. Память словно туннель, и я вижу только самый центр. А то, что вокруг, кажется темными размытыми пятнами. Я быстро моргаю, пытаясь сосредоточиться на мелькающих в памяти кусочках событий.

- Он трахнул тебя, прежде чем попытался убить.

Его слова вытягивают меня из туннеля, и легкие начинают гореть от шока. Я пытаюсь дышать сквозь нарастающую панику.

- Пошел к черту!

- У сторожевого пса была своя работа. До этого момента он пытался защитить тебя, пытался заставить бросить это дело. Вот почему мне не попадалось твое имя. Он пытался защитить тебя, но через шесть месяцев понял, что это должно закончиться. Или ты, или он.

- Заткнись, к чертовой матери, - я крепче сжимаю рукоять, представляя себе, что всаживаю ему в висок заострённый конец молота. Я зажмуриваюсь, прогоняя этот образ прочь. Я снова в овраге, глаза застилает дождь.