Гвен подошла к ней ближе:

— Изабель… все будет хорошо.

Эти слова вывели девушку из терпения. Она в отчаянии закрыла лицо ладонями.

— Я пыталась, Гвен. Я искала пути. С тех пор как получила известие о смерти отца, я пыталась отыскать способ все наладить. — Она покачала головой. — Но ничего не получилось. Дом разваливается на части. Джеймс — мальчишка. Какой из него граф? У нас нет денег, чтобы заплатить по счетам. И я привела лису в курятник.

Изабель в полном отчаянии тяжело опустилась на тюк сена.

— Достаточно сказать, что мне ничего не приходит в голову. И по-видимому, из-за этого дождя наше время истекло.

Она больше не могла обеспечить им безопасность.

Она больше не могла держать их всех вместе.

Она всегда знала, что этот день когда-нибудь придет. Хватит одной маленькой ошибки, одного поворота судьбы. У нее никогда не было достаточно сил, чтобы защитить их всех.

Настало время признать это.

Слезы подступили к ее глазам.

— Я не могу спасти нас, Гвен.

Эти произнесенные шепотом слова странным образом успокоили ее. Она и до этого мысленно говорила их себе десятки, сотни раз, но никогда не произносила вслух.

Теперь ей стало немного легче.

Наступило продолжительное молчание. Гвен обдумывала признание хозяйки. Затем сказала:

— Может, он не так уж опасен для нас. Я не встречалась с лордом Николасом, но его друг, похоже, совсем неплохой человек.

— Ты не можешь знать этого наверняка.

— Вы забываете, что я повидала достаточно много дурных мужчин и могу считаться знатоком в этом вопросе.

Это и вправду было так. Гвен выросла в доме сельского викария, имевшего склонность, насколько могла судить Изабель, причинять ей адские мучения. Хотя молодая женщина не часто рассказывала о своем детстве, она поведала в самом начале, когда только прибыла в Таунсенд-Парк, что ее отец всегда полагал, будто она более склонна к греху, чем ее братья, которые всегда поступали в согласии с родителем. Гвен бежала из родительского дома при первой же возможности — выскочив замуж за местного фермера. Но он оказался еще хуже, чем отец и братья. Она терпела его побои почти целый год, прежде чем нарушила закон и нашла путь к Изабель.

На третий день пребывания в поместье Гвен, проснувшись утром, отправилась на кухню. Синяки ее к этому времени уже начали бледнеть. С широкой улыбкой, которая стала с тех пор ее отличительной чертой, Гвен провозгласила обитательниц дома батальоном Минервы… богинями войны и мудрости.

Так Минерва-Хаус получил свое имя.

И вот теперь Изабель грозила опасность его потерять.

— Он незнакомец. Мы не можем ему доверять.

— Я первая всегда сомневаюсь в добропорядочности мужчин, Изабель. Но не думаю, что все они плохие. И мне кажется, вы тоже так не думаете. — Она помолчала, прежде чем добавить: — Возможно, Рок и не собирается нас разоблачать.

Ох! Как бы ей хотелось, чтобы это оказалось правдой.

— Он приводит меня в замешательство, — призналась Изабель.

— С красивыми мужчинами всегда так, — ответила Гвен. — Я читала, что у него глаза невероятной голубизны…

— Так и есть.

— Ага, вы заметили, — слегка улыбнулась Гвен.

— Я не заметила, — покраснев, возразила Изабель. — Я просто…

— Он ведь поцеловал вас на крыше, разве нет?

Изабель широко раскрыла глаза:

— Как ты узнала?

По лицу Гвен расплылась широкая торжествующая улыбка.

— Я узнала об этом сейчас.

— Гвен! Ты не должна никому об этом говорить!

Кухарка укоризненно покачала головой:

— Боюсь, я не могу с этим согласиться. Вам понравилось.

Румянец на щеках Изабель стал еще гуще.

— Нет.

Гвен звонко рассмеялась:

— Вы ужасная лгунья, Изабель.

— Ну хорошо. Да. Мне понравилось. Похоже, он очень опытный соблазнитель.

— Вам следовало быть осторожнее. Если вы влюбитесь в этого лорда, то даже не представляете, что может случиться.

Эти слова заставили Изабель задуматься. Она снова и снова перебирала их в уме. Ситуация выходила из-под контроля. Она рисковала потерять все, ради чего жила… все, чем дорожила.

А она целовалась с незнакомцем на крыше.

Гвен была права.

Изабель понятия не имела, что на нее нашло.

— Все ее слуги — женщины.

Ник оперся о длинный низкий стол в библиотеке Таунсенд-Парка, на котором разложил свои заметки по коллекции мраморных скульптур, теперь совершенно забытые. Он пытался заставить себя после ужина заняться описанием коллекции — единственной вещи в доме, которая была ему понятна, — но бросил работу через считанные минуты, не в состоянии отвлечься от мыслей о загадках поместья. И его хозяйки.

Рок невозмутимо поднял взгляд от книги, которую читал.

— Да.

— Ты уже заметил.

— Да.

Ник удивленно поднял брови:

— И ничего мне не сказал?

— Я ждал, сколько тебе потребуется времени, чтобы самому все узнать, — сказал Рок, пожав плечами.

— Не так уж много.

— Они, похоже, не слишком умело это скрывают.

— Да. Ты обратил внимание на лакея за обедом?

— Ты имеешь в виду, обратил ли я внимание на груди лакея за обедом?

Ник обменялся с другом понимающей улыбкой.

— Тебе не следует поглядывать на слуг подобным образом, Рок. — Ник подошел к окну и бросил взгляд в темноту, где по-прежнему шел проливной дождь. — Зачем кому-то может понадобиться держать полный дом женщин?

Рок отложил книгу в сторону, откинулся назад в кресле и уставился в потолок.

— Не вижу никакого разумного ответа на этот вопрос.

— Я знаю леди Изабель всего два дня, но могу тебе определенно сказать, что понятие «разумность» совершенно не применимо к ее действиям. — Он вновь обернулся к своему другу. — Школа своего рода? Пансион для девиц?

Рок с сомнением покачал головой:

— У нее не было бы причин это скрывать. Вся их секретность наводит на мысль, что тут скрыто нечто предосудительное.

Эта идея не понравилась Нику.

— Я в этом сомневаюсь.

— Если она занимается чем-то незаконным, то губит своего брата, — сказал Рок. — В Лондоне его не примут никогда, если отец и сестра были замешаны в некрасивых делишках.