Шрифт:
Интервал:
Закладка:
29 августа 1996 года – самая страшная и горькая дата в моей жизни. И все стихи, посвященные его памяти, – это бесконечная боль и упрек себе, что я не сумел спасти своего единственного сына…
Еще при его жизни я ушел из дому. Он никогда не упрекал меня, а пытался понять. Я был благодарен Диме за его такт и доверие. Мы оставались близкими друзьями до самого последнего часа. Помню наш разговор по телефону за день до его гибели. Я позвонил ему с Кавказа. Он был спокоен… Ничего не предвещало трагедии. Мы договорились о встрече. Но Дима не дождался отца…
В те тяжелейшие дни я жил машинально, ничего не понимая и не веря в реальность случившегося. И если бы не Аня – моя нынешняя жена, с которой до того мы проработали вместе 20 лет в редакции «Юности» и которая очень хорошо чувствовала и понимала мою душу, мне бы не удалось справиться с этим невероятным горем.
А когда я впервые пришел к маме с Аней Пугач, о которой рассказывал ей еще раньше, моя мудрая и добрая матушка, глядя на ее юное красивое лицо, и, видимо, вспомнив мои прежние скитания по семейным рытвинам, грустно сказала:
– Что же это тебе, сынок, так с бабами не везет… – Мы с Аней рассмеялись… Но шло время, и мама все больше и сильнее привязывалась к моей новой симпатии… Однажды мы пришли и сказали, что поженились. Она достала свою любимую хрустальную вазу, которую бережно хранила с довоенных времен, и подарила нам. Потом поставила рюмки на стол, и вместе мы отметили радостное событие. Это уже что-то да значило. Я вспомнил, как она не пришла на одну из моих свадеб. И как не очень жаловала моих прежних жен.
Мы готовились с Аней ехать на работу в Израиль (а это был 1997 год), и кто-то позвонил маме и с сочувствием сказал, что сын, мол, вас бросил и навсегда уезжает за границу… Она не спала ночь, плакала. А все произошло из-за того, что в одной из газет напечатали заметку под крупным заголовком «Андрей Дементьев уезжает жить в Израиль». И лишь ниже обычным шрифтом пояснили, что еду я туда работать, представлять Российское телевидение на Ближнем Востоке. Аня все это объяснила маме, и тогда… она произнесла грустную фразу, которая надолго запомнилась нам: «Что ж это за жизнь такая, если моему сыну надо ехать так далеко, чтобы заработать деньги».
Она очень тяжело переживала разлуку с нами, гибель Димы и свое одиночество… Мы с Аней почти каждый день звонили ей из Иерусалима и старались почаще приезжать в Москву, но силы ее гасли…
Умерла мама на Пасху в Святую пятницу, не дожив нескольких месяцев до своего 90-летия. Я похоронил ее в Твери рядом с отцом. Там на старом кладбище стоит белый мраморный памятник с крестом и фотографиями двух самых близких мне людей. И внизу – поминальные строки:
Отец и мать – святые имена…
Как жаль, что все на этом свете зыбко.
В душе моей – и нежность, и вина.
Отцовский взгляд и мамина улыбка.
Я часто вспоминаю тот апрельский скорбный день 98-го года… Когда мы с похоронной процессией приехали из Москвы в Тверь и по дороге на кладбище повернули на центральную улицу города, в кафедральном соборе неожиданно зазвонили колокола. Я воспринял это, как высший знак. Мама действительно была для нас святым человеком. Сколько я наделал в жизни ошибок и глупостей, потому что не слушал ее. Но понял это слишком поздно.
Памяти мамы
Повидаться лишний раз
Было некогда.
Я теперь спешить горазд, —
Только некуда.
Было некогда, стало некуда.
Если можешь, – то прости…
Все мы дети суеты,
Ее рекруты.
Прихожу в твой дом пустой.
Грустно в нем и тихо.
Ставлю рюмочки на стол
И кладу гвоздики.
Сколько праздников с тобой
Мы не встретили.
А теперь лишь я да боль.
Нету третьего.
Посижу и помяну
Одиноко.
Ты услышь мою вину,
Ради Бога…
Всякий раз, приезжая в Тверь, я останавливаюсь в отеле, что расположился на той же улице, где прошли мое детство и юность и куда вместе со мной приходят незабываемые воспоминания… Мне дорого, что эта далекая жизнь стала близкой моей жене Ане. Она тоже полюбила Тверь, ее старинные особняки и волжские просторы. Я рассказываю ей об истории этого неповторимого края и о тех замечательных людях, которые бывали здесь, – Пушкин, Крылов, Салтыков – Щедрин, Островский, Лемешев… Мы вместе с ней ездим на кладбище к моим родителям. И она часто говорит мне: «Как жаль, что я не знала твоего отца. Мы бы подружились с ним, как подружились с Марией Григорьевной…»
В Москве, принося Анюте наши любимые цветы – лилии, я непременно ставлю их в ту вазу, что подарила нам в свадебный день моя мама…
Мы оба с Аней «Раки». Надежное созвездие. Доброта и искренность в нас – отсюда. В моих последних по времени книгах много стихов, посвященных ей. Мы вместе уже 25 лет. Я понимаю, все в руках Божьих. Но моя жизнь и мое счастье – в руках этой красивой и молодой женщины, которая, как и я, не представляет себя без нашей любви. Я благодарен ей за все, что послал нам Господь. Потому что она живет внутри моей поэзии, без которой я мало бы что значил.
А вспоминая своих прежних жен и тех женщин, которые могли бы надолго быть со мной рядом, я мысленно говорю им «спасибо» за светлые и счастливые мгновения, подаренные мне бескорыстно и радостно.
Женщины, которых я любил,
Мне близки и дороги поныне.
Даже и вдали – они богини,
Женщины, которых я любил.
Для меня не меркли никогда
Красота их, молодость и нежность.
Чувствую я власть их, как и прежде,