Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Таймер находился внутри клетки. Через «одну секунду» он выключит питание.
– Сейчас тринадцать двадцать, – сказал Янски. – Думаю, к девятнадцати часам Гринберг вернется. – И покинул помещение, даже не обернувшись.
Кзанол отпустил трос и нажал кнопку на груди. Поле, должно быть, образовалось почти сразу, потому что Вселенная внезапно ощетинилась летящими полосами света.
Его схватила гравитация. Других изменений в своей личной вселенной Кзанол не заметил. Он ощутил под собой пол, какие-то куски твердого вещества под пятко-шпорами и валящий с ног вес. Времени напрячь ноги или восстановить равновесие не осталось. Он замычал и выбросил вперед руки, чтобы прекратить падение.
Янски пришел последним, точно в девятнадцать часов, толкая тележку с кегом пива. Кто-то забрал у него тележку и покатил к столу. Когда Доркас проходил мимо куба, его отражение подрагивало: проволочные стенки не были абсолютно плоскими.
В здании появился новый посетитель – коренастый человек лет сорока, со светлыми волосами, стриженными на индейский манер.
После того как Янски разобрался с кегом, мужчина подошел и представился:
– Доктор Дэйл Снайдер – психолог-экспериментатор мистера Гринберга. Хочу поговорить с ним, когда он выберется оттуда, убедиться, что все в порядке.
Янски пожал ему руку и предложил пива. По настоянию Снайдера он некоторое время затратил на объяснения, чего именно предполагал добиться.
В девятнадцать часов двадцать минут клетка все еще оставалась зеркальной.
– Может иметь место небольшая задержка, – сказал Янски. – Поле исчезает за несколько минут. Иногда и дольше.
В девятнадцать тридцать он заметил:
– Надеюсь, временно́е поле инопланетянина не усилило мое.
Это он произнес тихо, по-немецки.
В девятнадцать пятьдесят пиво кончилось. Дэйл Снайдер издавал угрожающие звуки; один из техников его успокаивал. Янски, не будучи дипломатом, просто сидел, уставившись на серебряный куб. Через довольно большие промежутки времени он вспоминал о пиве в своем бумажном стакане и делал изрядный глоток. Выражение его лица не внушало особых надежд.
В двадцать часов куб замерцал и сделался прозрачным. Янски и Снайдер с радостными воплями устремились к нему. Вблизи Янски увидел, что статуя лежит лицом вниз, выпав из-под контактного колпака.
Снайдер нахмурился. Янски постарался описать ему эксперимент в деталях. Теперь психолог вдруг засомневался: действительно ли мозг пришельца находился в этой сфере? Если нет, то эксперимент провалился. Даже с дельфинами все было непросто. Их мозг помещался не под выпирающим лбом, а за дыхалом; лоб же представлял собой оружие, прочный таран.
Ларри Гринберг сидел. Даже отсюда он выглядел плохо. Его остекленевшие глаза ни на что не смотрели; он даже не попытался встать.
«Как помешанный», – подумал доктор Янски, надеясь, что Снайдеру не пришла та же мысль.
В любом случае Снайдер был обеспокоен.
Каким-то странным, перекатывающимся движением Ларри наконец поднялся на ноги. Он споткнулся, потом выпрямился и мелкими шажками направился к проволочному занавесу. Он словно шагал по уложенным яйцам, стараясь не раздавить их. Ссутулившись, как штангист, сгибая колени, но не спину, он подобрал что-то с пола около лежащей статуи. В тот миг, когда Янски подбежал к проволочной сетке, Ларри повернулся к нему с этой штукой в руках.
Янски закричал. Он ослеп! И кожа на лице расползалась! Он приложил руки к лицу, ощутил в них ту же боль и побежал обратно. Боль хлестнула в спину. Он бежал, пока не ударился о стену.
За секунду до того она спала глубоким сном. Теперь же, полностью проснувшись, сидела в кровати, глаза искали в темноте – искали что? Она пошарила вокруг, нащупывая выключатель, но его не оказалось; ее метавшаяся рука даже не могла найти пульт кровати. Наконец Джуди поняла, что находится на месте Ларри, обнаружила его пульт справа от себя и включила лампу.
Где он? Она заснула около семнадцати часов, совершенно измочаленная. Должно быть, он все еще в университете. Что-то пошло неправильно, она чувствовала это.
Или просто привиделся кошмар?
Если это и был страшный сон, она не могла вспомнить ни единой подробности. Но давящее ощущение не уходило, преследовало ее. Она попыталась снова заснуть, но безуспешно. Комната казалась чужой, пугающей. В тенях прятались невидимые ползучие чудовища.
Кзанол замычал и выбросил вперед руки, чтобы остановить падение.
И сошел с ума. Впечатления буйным потоком хлынули через все органы чувств. С отчаянием утопающего, на вдохе глотающего воду, он старался разобраться в них до того, как они его прикончат.
Главным и самым зловещим были воспоминания раба незнакомой породы, называвшего себя Ларри Гринберг. Они были куда мощнее, чем все, дотоле поступавшие к нему через чувство Силы. Не имей Кзанол многолетнего опыта по контролю иных форм жизни, привычки ощущать чужие мысли, вся его личность оказалась бы сметена.
Невероятным усилием он смог выбросить бо́льшую часть мыслей Гринберга из своего сознания. Но головокружение не прошло. Его тело ощущалось непривычно: горячее, бесформенное. Он попытался открыть глаз, но мускулы не действовали. Наконец Кзанол наткнулся на правильную комбинацию, и глаз открылся. Два глаза! Он застонал и зажмурился, потом попробовал снова. Глаз открылся дважды – двумя четкими отдельными движениями, – и Кзанол вытаращился на свое тело.
На тело, принадлежавшее Ларри Гринбергу.
Он уже был к этому подготовлен. Шок его не убил.
Кзанол начал осторожно зондировать сознание Гринберга. Чтобы не утонуть в нем, надо было брать информацию небольшими порциями. Это резко отличалось от обычного применения Силы, но немного походило на тренировку со шлемом-усилителем. Кзанол понял достаточно, чтобы не сомневаться: он в самом деле был телепортирован, или телепатирован, или птавв-знает-как перемещен в тело инопланетного раба.
Он сел медленно и осторожно, используя, как мог, рефлексы Гринберга, поскольку не привык к незнакомой мускулатуре. Бинокулярное зрение запутывало его, но он все же смог увидеть, что находится внутри помещения из металлической сетки. Снаружи… Кзанола ждало чудовищной мощи потрясение, и он снова помутился разумом.
Снаружи ограждения находились рабы той же незнакомой породы, что и его нынешнее тело. Двое подходили к нему. Он их вовсе не ощущал – как ни старался.
Бессилен!
Тринт не рождается с Силой. Обычно для развития чувства Силы требуются два тринтских года, и еще год пройдет, прежде чем юный тринт сможет отдавать внятные приказы рабу. Но иногда Сила так и не приходит. Если тринт становится взрослым, не обладая Силой, он называется птаввом. Ему нанесут постоянную розовую татуировку и продадут, как раба, если только собственное семейство не убьет его раньше. Убивают в полной тайне – нет лучшего повода для шантажа, чем факт рождения птавва в богатом семействе.