– Я не уверен, но Хиона твердит, будто знает точно. Прилетай, мы тебя ждем! Да, привет тебе от Агнера. Самое смешное, что он, разбогатев, ударился в накопительство. Решил скупать картины, скульптуры и всякие там редкие вещицы. Он тоже тебя ждет, надеется, ты поможешь ему их выбирать. Сам-то Агнер ничего в этом не смыслит!

– А как дамочки с Плато, еще живы?

– Живы, мерзавки! Куда же они денутся? Слава Богу, твоя мать лишила их юности. Теперь они пожилые пташки – немного подслеповаты и чуточку глуховаты, а потому злодействуют редко и по ночам не летают.

– Эвер, я закончил портрет своей сводной сестры. Хочешь взглянуть?

– Я хочу, – отозвалась Хиона и поспешила к лучу. – Отлично, Гарм! Хотя, по-моему, ты ей чуточку польстил. Послушай! Прилетай к нам! Мы по тебе соскучились. Если решишь навестить мать, скажи. Эвер так установит луч, что в его свете ты долетишь до Плато за одну ночью

– В Альмораве работу я закончил. Долго задерживаться здесь не стану. Мне, действительно, не терпится посмотреть ледник Кары. Эв сказал, будто там сказочная красота!

– Да, там прекрасно! Даже я не жалею, что все так закончилось. Погости дома неделю, а потом готовься в дорогу. Эвер тебе посветит. Только не забудь надеть талисман. В пути он тебя будет охранять.

Королева Акош была очень тронута тем, что сводный брат взялся писать ее портрет. Однако больше всего ее радовало то, что Гарм имеет свои владения и не претендует на престол Альморава. Не то, что бы ей было мало Тарании! Нет. Но здесь у нее была собственная вотчина, и никто, даже муж никогда не пытались обсуждать ее приказы. Теперь, убедившись, что родители обосновались у Гарма и, узнав о его дружбе с Повелительницей Снежного Пояса Земли, она всерьез задумалась:

– Истинных друзей у меня нет, есть только союзники. Королева-мать и отец остались на Плато и вряд ли когда-нибудь вернутся. Муж, есть муж. Мало ли что может случиться. Умный совет получить – и то не у кого. С родителями я сама даже связаться не смогу. Единственный человек, который мне в этом может помочь – это Гарм. Похоже, он не интриган и не убийца. Я думаю, в критической ситуации на него можно будет положиться, тем более что он любит мать, а потому никогда не причинит мне вреда. Он мне нужен и я сделаю так, что он всегда будет у меня под рукой. Для начала, отдам ему те комнаты, в которых он жил. Пусть делает там все, что захочет. Интересно, все ли Гарм знает о проклятии Вернада? Вряд ли. Если нет, то это прекрасный повод сблизится с ним. На это у меня есть еще неделя, времени достаточно, чтобы я сумела поладить с ним.

Гармагер был искренне счастлив, узнав, что портрет его работы будет украшать тронный зал дворца в Альмораве. Вечером, в честь этого события, королева Акош дала бал, а после него торжественно вручила брату ключи от апартаментов, которые тот занимал, будучи подростком. На следующий день принц принимал у себя молодую правительницу Альморава. Он организовал прием с такой же роскошью, с какой привык жить на Бирюзовом Плато.

Акош высоко оценила внимание брата и преподнесла ему подарок – портрет короля Агомара, хранившийся в тайнике их матери.

– Я могу рассказать тебе о проклятии Вернада, если хочешь, – предложила она.

– Нет, не хочу. Я догадываюсь о том, что произошло. Я хорошо знал Вернада, который был не только главным советником отца, но и его другом. Помню, у старика был сын, который погиб в бою. Знаю, что его невестка после этого ушла в монастырь. У молодых, как я теперь понимаю, была настоящая любовь. Внук остался у Вернада. По-моему, он был лет на семь старше меня. Он вместе с дедом бывал во дворце – боевой мальчик… Могу предположить, что юноша погиб по вине отца и Вернад его проклял, сказав: «У меня нет наследников, и у тебя не будет. Мои владения достанутся чужим, и твои тоже». Все просто… так заурядно! А что, я ошибаюсь, сестра, есть детали, заслуживающие внимания?

– Только две, Гарм. Во-первых, в конце жизни все свои владения Вернад завещал мне, а опекуном назначил моего отца. А, во-вторых, во время ссоры пригрозил Агомару, если тот попытается его убить, погибнет сам!

– Я догадывался и об этом… Просто не хотел травить себе душу. Я любил отца… Он для меня был не только самым дорогим человеком на свете, он был моим кумиром. Я смотрел на него, как на наместника Всесильного на Земле. Тогда, конечно, я не понимал, насколько Агомару было далеко до совершенства. Ну а потом он неожиданно погиб… Помню, недели не прошло, как в стране закончились торжества по случаю моего совершеннолетия… Еще не все гости разъехались, как произошла эта трагедия… После смерти отца рухнула и моя жизнь. Прости, сестра, мне до сих пор тяжело говорить на эту тему… Я не хочу ее больше обсуждать!

Молодая королева стала прощаться. Пожелав брату счастливому пути и напомнив, что в Альмораве его всегда ждут, она покинула апартаменты Гармагера. По коридору Акош шла, опустив голову, настроение у нее было испорчено, но отчего это произошло, она не понимала. Королева твердо знала – ее поведение в полной мере соответствует требованиям этикета: с братом она была не просто любезна, она была щедра и гостеприимна… И все-таки впервые в жизни Акош чувствовала себя так скверно. Может, в ее умненькой головке зародилась мысль, что она далеко не так, как Гарм любит своего отца, а потому в глубине души даже рада его отъезду? А возможно, только после беседы с сыном Агомара, она четко осознала, что не является королевой крови… Но, скорее всего, Акош угнетало то, что по всем законам государства, трон принадлежит старшему брату и не она Гарму подарила несколько комнат во дворце, а он ей уступил право царствовать в Альмораве.

Кто знает, о чем думала молодая правительница двух держав, когда шла по коридору своего дворца, низко опустив голову.

… Накануне перелета Гарм отдыхал, а ночью, в безлунном небе увидев луч Эвера, белым кондором рванулся ввысь. Без грусти принц покинул королевство отца, где всегда так органично переплетались любезная полуправда этикета с возвышенной риторикой мифа, ловко прикрывающего жестокие игры амбициозных правителей, и где для того, чтобы искренне любить, надо быть либо наивным ребенком, либо экзальтированным музыкантом, либо очень сильной женщиной, мудрость которой созрела в аду