не оставить от меня ни первого, ни последнего. Это скорее чисто психологический ход для меня и успокоение поздно проснувшейся совести. Господи! Почему я ее не встретил раньше? Все могло сложиться иначе. Я не погряз бы в пьянках и разврате. Я пробовал остановиться, и даже целый год продержался, а потом сорвался. Сорвался тогда, когда она, как никогда ранее нуждалась во мне, носила под сердцем моего сына. Казалось, обыкновенная рязанская девчонка, а зацепила своими самостоятельностью и характером. Амазонка нашего времени. Чего ты улыбаешься? Так оно и есть, поверь. Молодая, независимая, прямая, гордая, умная, с юридическим образованием, кстати. Машину водит, как Шумахер, занимается спортом не в клубе, а на улице, в любую погоду. А как она плавает, стреляет, приемы борьбы знает. С парашютом дружит, на гидроцикле, как на велосипеде – у меня, когда я это видел, дух захватывало. Очаровательная фигура и внешность, и кулинарные способности. Не подруга, а подарок, награда, мечта. Но переспала, хлопнула дверью и, молча, ушла. Уже одно это было неправильно. Я о ее беременности узнал от других. Она и замуж за меня не пошла сказав: – «Я подумаю, но не обещаю». На восьмом месяце, когда я сорвался, собрала вещи и ушла. Ни тебе скандалов, ни выяснения отношений. Я не могу их вернуть, Димка. Понимаешь? Я ведь думал, она просить будет о помощи. У меня были разные подруги, но все одинаково красивые и сверх меры сексуальные. Ни одна не уходила от меня первой, а если и уходила, то со скандалом, требуя себе подарки в виде отступных. Саша не была серой мышкой, у нее были свои прелести. Этакая обояшка, без вредных привычек.

– Может, это тебя и зацепило? Всегда легче чувствовать себя победителем, чем проигравшим.

– Может быть, ты и прав. Я по своей дурости, из роддома сына не встретил и никаких упреков. Один раз и видел парня всего. Чтобы насолить ей, сделал тест на отцовство, дурак. А от нее только и услышал: – « Оставь нас в покое». Отчество мальчишке дала чужое.

– Неужели не можешь остановиться? Ради сына, Макс. Что тебе стоит лечь в клинику? Начнешь сначала, и может, амазонка простит тебя. Не будете жить вместе, но воспитывать сына вы можете вдвоем.

– Даже, если я вывернусь наизнанку, мне их не вернуть.

– А ты попробуй, вывернись. Сделай попытку еще раз. Что ты теряешь? Не получится, вернешься назад.

– Давай, Димка, без нравоучений и советов. Мне самому нет никакого смысла останавливаться по той простой причине, что я ни не могу, а не хочу этого делать. Сделай, как я прошу и все. Позвонишь, и покончим с этим делом.

* * *

– У него не было шансов закончить иначе. Я разговаривала с его матерью. Он слишком погряз, а выбраться не хватило ни сил, а не было желания. Я Вас очень прошу: не надо больше говорить о нем никогда. О них плохо не говорят, а хорошего было мало.

– Хорошо, будем говорить о тебе, о твоем сыне. У меня нет, и не было детей, так, что я не знаю, как с ними обращаться. Но для начала, называй меня на «ты», ведь я всего на три года старше тебя.

Поговорим о том, что ты любишь, что нравится, чего категорически не принимаешь в этой жизни. Как ты вообще оказалась в столице?

– И с чего начинать? Помнишь, ты меня спрашивал, что меня связывает с Прохоровыми? Моя мама была его женой и матерью Яны. Я не видела ее долгие восемь лет, когда решилась и, наконец, приехала, оказалось, опоздала. Мама погибла в ДТП почти полгода назад. Чуть позже, я познакомилась с Прохоровыми, причем со всеми сразу. Переехать в Москву, меня уговорил Максим, к тому времени я уже была беременная. Со службы я не уволилась, пошла в декретный отпуск и перебралась к нему. Когда «устала» от его измен, просто ушла. Александр Михайлович купил нам с сестрой по квартире в одном доме, продав салон мамы. Я та еще невеста, с приданым и своей жилплощадью. Мой любимый цвет белый, но я хорошо отношусь ко всем оттенкам синего и красного. Музыку слушаю под настроение, но рок не принимаю или не понимаю, как угодно. В живописи собой представляю полный ноль, как в опере и балете. За время проживания ни разу не была в театре. В данный период, на чтение книг у меня не хватает времени, а раньше любила книги Воронина и Бушкова. Фильмы и новости смотрю днем, когда нет других дел. Люблю отца и двух малолетних братьев. Дружу с мачехой, а любви не получается. Я очень благодарна дедушке и Прохорову. Пытаюсь наладить отношения и подружиться с сестрой и дедом. Одежду я ношу спортивного стиля, приходится и обувь подбирать соответствующую. Сразу стеснялась своего роста, потом перешла на форменную одежду, и привыкла к спортивной обуви. Я и сейчас в машине вожу сменную обувь. Любые каблуки временно недоступны, – говорила она с иронией. – Мне очень нравится осень и нравится смотреть в голубое небо, лежа в траве. Я очень люблю море, горы, желтые розы, мартини, мороженое пломбир, но цветы мне дарить не кому, а остальное мне временно противопоказано. Свою сумасшедшую работу, я тоже любила. Ты в курсе, что я старший лейтенант полиции в декретном отпуске?

– Нет. А почему розы ни белые, а желтые?

– Наверное, потому, что другие их не любят. Кажется, о своей любви к миру я рассказала, – улыбнулась она. – Не принимаю в этой жизни три вещи: ложь, лицемерие, предательство. Я ни на кого не обижаюсь и не осуждаю, я просто перестаю дружить с этими людьми. Люди редко меняются. Выходила замуж и, казалось, была счастлива. Сошлась с Максом без особой любви, мы знали оба об этом. Попытка создать семью оказалась не только неудачной, а провальной. Здесь виноваты оба: мы ошиблись и поторопились. Между нами не было большой любви. Скорее, была влюбленность, но никогда не было и неприязни. Первое время, когда ушла, было больно и обидно не потому, что он не пришел следом, я бы на это сама не пошла, а потому, что вычеркнул из своей жизни ни меня, а своего сына. Позже, мне стало все равно, что происходило с ним самим. Его завещание для меня стало неожиданностью. Я никогда его ни о чем не просила, и он знал, что не попрошу. Мне просто хотелось, чтобы он понял,