А он, улыбаясь, не сводил с нее восхищенных глаз, только поднял брови, удивившись последнему пассажу Глэдис.

— Ничего не вижу смешного! — воскликнула она.

Ларсон явно задался целью вывести ее из себя.

— Правильно, ничего смешного. Я просто любуюсь тобой, потому что ты выглядишь такой соблазнительной, когда злишься!

Глэдис чуть было не сказала, что и он выглядит именно таким. Ей совсем расхотелось противостоять его чарам. Что особенного, если…

— Я бы не сердилась, если бы ты не вломился в мою комнату без разрешения, — тихо произнесла она.

— В мою комнату, — поправил Ларсон.

— О, конечно, в твою. Но ты разве забыл, тут живу я. По твоему, естественно, приглашению. Я имею право на уединение.

— Только не тогда, когда я хочу заняться с тобой любовью.

Спокойно! — пыталась взять себя в руки Глэдис. Вдох и выдох. Не смотри ему в глаза, там опасные искорки. Постарайся преодолеть это сейчас, потом будет легче!

— А если я скажу «нет», это считается ответом? — спросила Глэдис.

— Не припомню, чтобы мне когда-либо отказывали.

— Ты самый тщеславный человек, какого я когда-либо встречала! — воскликнула она.

Ларсон расхохотался.

— Я так и знал, что ты возмутишься! Вот это реакция. Но ты весьма предсказуема, Глэдис. Ну, попробуй отрицать, что я не привожу тебя в трепет!

Конечно, он все заметил — дрожь, блеск глаз… Глэдис молчала. Она не могла ничего придумать в ответ. Все равно ничего у нее не выйдет, поскольку все ее существо стремится к нему, и он это чувствует, видит. Какие тут могут быть аргументы в свою защиту?

— Скажи, что я тебе не нужен. Что ты не хочешь меня, — медленно проговорил Ларсон вкрадчивым голосом.

Глэдис молчала, словно оцепенев. Во рту пересохло, язык будто прилип к нёбу. Ларсон осторожно сжал ее лицо в ладонях и наклонился к ней так близко, что она чувствовала на губах его дыхание. Глэдис ждала его жадного и желанного поцелуя, но он не торопился.

Он коснулся губами уголка ее рта и продолжал целовать ее, с каждым разом все крепче, пока она не стала сама искать его губы, сгорая от вожделения. Вот тогда он и поцеловал ее по-настоящему.

Глэдис не сопротивлялась. Она обвила его шею руками и прижалась к нему всем телом. Не отрываясь от ее губ, Ларсон подхватил девушку на руки и понес на кровать.

Он осторожно расстегнул блузку, любуясь девичьей грудью, просвечивающей сквозь черные кружева. Глэдис выгнулась от неистового возбуждения. Когда девушка застонала от вожделения, Ларсон расстегнул застежку бюстгальтера и начал ласкать грудь ладонями, наблюдая за реакцией от умелых прикосновений. Глэдис притянула его голову к груди, чтобы вновь ощутить обжигающие поцелуи, потом нетерпеливо расстегнула его рубашку, чтобы чувствовать каждый мускул его тела. И вот уже ее дрожащие пальцы скользнули под пояс его брюк. Ларсон застонал от нетерпения, порывисто срывая с себя остатки одежды.

Губы его скользнули вниз, лаская ее живот и устремляясь все ниже… Глэдис зажмурилась, боясь увидеть, как он будет целовать ее, пусть лучше эта изощренная ласка придет в ощущениях, Ее трепещущие бедра раскрылись навстречу его поцелуям, тело горело от прикосновений умелых рук… Она услышала стон… его стон… или собственный?..

Ларсон чуть отстранился, продолжая неистово гладить ее тело. Глэдис дотронулась до его бедра и он направил ее руку так, чтобы она ощутила, как велико его желание.

И тут Глэдис охватил страх. Она словно очнулась ото сна, вернувшись к реальности. В одну секунду девушку представила, во что превратится ее жизнь, если она отдастся Ларсону, уступит своим безумным желаниям.

Так, наверное, случается, когда люди говорят «увидел всю свою жизнь за доли секунды». Только перед ее глазами пронеслось не прошлое, а будущее, очень ярко, словно в кино.

Да, она любит Ларсона, но если дать волю страсти, она будет любить его еще сильнее. Ее любовь, увы, безответна, Ларсон испытывает к ней лишь физическое влечение, не больше. Она попадет в путы слепой зависимости, желая одного — быть с ним всегда. Но к тому моменту, когда ему наскучит эта связь, что неизбежно, у нее не останется ничего, даже гордости.

Глэдис вдруг представила, как она бежит за ним, скуля, словно побитая собака, умоляя не оставлять ее, радуясь проявлению милости с его стороны. Разумеется, рано или поздно ему наскучит собачья преданность влюбленной девушки. Она постепенно превратится в несчастное существо, убитое страхом, что каждый день, проведенный с любимым, может оказаться последним. Любовь к Ларсону Редгрейву не принесет счастья. Она может доставить лишь страдания. Ведь он ищет развлечений, а не прочной связи.

Как отбросить ее моральные устои и жизненные принципы и отдаться человеку, который не собирается связывать с ней свою жизнь?

Единственное, что ждет Глэдис в будущем, если она будет принадлежать Ларсону, это тоска и одиночество, так как она скоро наскучит ему. Глэдис предчувствовала, как он объявит ей о разрыве спокойным холодным тоном, подчеркнув, что никогда ничего ей не обещал.

Представив все это в считанные секунды, Глэдис оттолкнула Ларсона.

— Извини, я не могу, — сказала она хриплым голосом.

Он не ослабил объятий, продолжал крепко обнимать ее.

— Нет! — выкрикнула Глэдис.

Ларсон поднял голову и посмотрел на девушку удивленно.

— Что значит «нет»?

— Это значит, что я не могу допустить этого. Прости.

Она хотела отвернуться, но он держал ее за подбородок, заставляя смотреть себе прямо в глаза.

— Ты, наверное, шутишь?

— Я не могу заниматься любовью с тобой Ларсон. Ты нравишься мне, но…

— Знаешь, как называются такие, как ты? — спросил он злобно, натягивая брюки.

Глэдис посмотрела на его загорелое тело и жмурилась.

— Прости! — проговорила она вполголоса.

Предательские слезы текли по щекам, и девушка закрыла лицо руками. Ее охватил неожиданный порыв — сброситься к нему и умолять остаться, но она не двинулась с места.

Дверь хлопнула так, что зазвенели оконные стекла. И тогда Глэдис уткнулась лицом в подушку и зарыдала во весь голос.

Глэдис даже не могла представить, насколько изменятся их отношения с Ларсоном. В течение последующих двух недель они редко виделись, но когда случайно сталкивались, Ларсон обращался к девушке подчеркнуто вежливо, что было более неприятно, чем неприкрытый гнев.

Обычно он заговаривал с ней на ходу, убегая на работу, лишь в необходимых случаях: здоровался, давал указания, — и делал это с подчеркнутой любезностью. Выражение его лица оставалось непроницаемым. Глэдис с ужасом думала: неужели она больше не увидит в его глазах неподдельный интерес, не услышит беззаботный смех, остроумные шутки, неужели он больше не будет подтрунивать над ней, рассказывать о своих поездках? Перспектива долгих одиноких вечеров на кухне повергала девушку в отчаяние.