Спасти меня должен чеснок. Нет, не тот, который я клал в плов. А тот, что я заказал кузнецам. Три воза металлических ежей успели сковать кузнецы. И сейчас этот чеснок мои самураи разбрасывают по всему пространству от холма до леса. Уже темнеет, но я продолжаю разглядывать место будущей битвы.

Если двигаться по дороге на запад, то через пару километров мы пересечем ручей Аоки, который, собственно, и питает систему заливных полей. Несмотря на то что ручей, по словам местных, мелкий и его везде можно перейти вброд, аккуратные японцы перекинули через него мостик. Сразу за ручьем начинаются кленовые рощи. Скорее всего, там будет лагерь Огигаяцу, если ничего экстренного не произойдет. Все, солнце село. Пора на боковую.

Но нормально выспаться в ночь с понедельника на вторник мне было не суждено. Перед самым рассветом раздались тревожные крики, топот копыт — и я тут же открыл глаза. В шатер, светя факелом, вбежал Эмуро Ясино.

— Господин, вернулась разведка! — сообщил он мне с ходу. — Разъезды огигаяцу уже у ручья Аоки!

Вот это новость! Нориката идет ко мне ночным маршем?

— Труби тревогу, — приказываю я.

Тут же завыли раковины моллюсков, которые японцы используют вместо рогов. В палатку вошли слуги, и мой денщик начал помогать мне облачаться в доспехи. Латы надевались в следующей последовательности. Сначала нижнее платье-поддоспешник. Затем специальная шапочка-повязка — хатимаки. Обязательно перчатки из кожи и что-то вроде теннисных напульсников. Тоже из кожи. Они по идее должны смягчать удары по наручам. Далее идет верхнее кимоно и особые обмотки для икр. Наконец добрались собственно до лат — панцирь, сунэатэ, хайдатэ, наручи и — ура, финал — наплечники. Ноги втискиваю в деревянные башмаки, обшитые железными полосами, шлем в руки (его надевают перед началом боя), мечи на пояс — и можно идти на выход. Нет, нельзя. Чуть не забыл полуметровую кисточку на костяной ручке — командирский жезл дайме под названием «гунто».

В лагере царит суета, ко мне сбегаются военачальники и Бэнкэй. Хотя самураи и пытаются казаться невозмутимыми, все очевидно возбуждены, периодически на лицах появляются улыбки. То тут, то там слышатся шутки, резкий смех. Теперь понятно, для чего живут самураи. Вот ради этого дня! Я потихоньку тоже начинаю проникаться этим сугубо мужским воинственным ощущением сопричастности и товарищества. Тем самым изначальным духом, которого нам, мужикам, в моем мире здорово не хватает. Только попав сюда, осознаю, как нам недостает настоящего чувства локтя, наслаждения от обладания боевым оружием, да чего уж там, давайте честно. Войны нам не хватает! Крови и подвига! Эволюция миллионы лет обтачивала мужчин на предмет защиты своей семьи, племени, отбирала лучших в этом деле, а теперь все, что нам доступно, — это кричать под пивко фанатские кричалки на стадионах да иногда махать кулаками в спортзале во время тренировки по боксу или карате. Ах да. Еще выпустить кишки арабу в игре Call of duty. Тухлый суррогат, я вам скажу. Мы все больше деградируем и феминизируемся, сдаем позицию за позицией — плохо пахнуть потом, надо следить за ногтями (кое-кто из моих московских знакомых уже регулярно ходит к маникюршам, и вовсе не за тем, о чем мы могли бы подумать!). А сегодня мне приснился сон, в котором я погибаю, закрывая своих товарищей от взрыва гранаты. И знаете что? Я проснулся счастливым!

Смотрю на небо. Уже почти рассвело. Над нами ни облачка. Кто-то там наверху внял моим молитвам, и сегодня первый день, когда будет сухо. Вместе со свитой поднимаюсь на холм. В самой верхней точке вглядываюсь в даль. Вижу дорогу, мост, ручей, а за ручьем мелькают красные фигурки самураев. Здравствуйте, дорогие огигаяцу! Я вас ждал, как нетерпеливый любовник ждет свою возлюбленную, и вы пришли!

Мои самураи вешают за спины персональные знамена сасимоно. На спину крепится древко с небольшим прямоугольным флагом Сатоми — фиолетовый круг с двумя параллельными прямыми на белом фоне. На холм также вносят большое полотнище моего личного знамени нобори. Этот флаг выглядит как увеличенная версия сасимоно.

Тем временем слуги обустраивают мою ставку. Командный пункт огораживался маку — ширмами высотой в человеческий рост, которые подвешиваются на столбах, закопанных еще вчера в землю. На маку красуется личный мон (герб) дайме — все тот же фиолетовый круг с прямыми линиями внутри. Я сажусь на лакированный складной стул, накрытый тигровой шкурой. Откуда только взяли это богатство? Вокруг полевой ставки самураи расставляют большие сигнальные барабаны, медные гонги и трубы хорагаи, сделанные из больших морских раковин. Позади меня выстраиваются генерал, главы семей, капитаны-касиры. Рядом с военачальниками стоят двадцать гонцов и почти вся гвардия ордена Яцуфусы.

Нет, так дело не пойдет. На холме становится слишком тесно, и я начинаю отдавать приказы. Хосима и Арима с пятьюстами копейщиками из куни-сю отправляются на правый фланг. Задача — держать узкий проход между правым фасом редута и заливными полями во что бы то ни стало. Два тайдана мечников дзикисидана и около тысячи копейщиков — сборная солянка из замковых самураев и куни-сю — приказываю выстроить слоеным пирогом от холма до леса. Впереди копейщики, позади мечники. Командовать ставлю Таро Ямаду и Танэду Цурумаки. Что у нас еще осталось в запасе? Пять рё — конницы и две — лучников. Лучников под руководством Касахары Мотосуги ставлю также на левый фланг, перед отрядами Ямады и Цурумаки. Их цель — завязать бой и отойти под защиту копейщиков. Возглавлять кавалерию отправляю старого Абэ. Его задача — по моему сигналу ударить по врагам вдоль дороги, где нет чеснока, и постараться прорвать порядки огигаяцу. Конница с пиками — моя последняя надежда переломить ход схватки, если что-то пойдет не так.

Теперь редут. Хосе Ксавьер и его люди уже выставляют в бойницы пушки. Вокруг кулеврин идет деловитая суета, но сердце мое неспокойно. Холм — ключевая точка всей битвы. Здесь должны находиться самые лучшие войска. Позади артиллеристов ставлю сотню аркебузиров из ордена Яцуфусы. Стоя чуть выше пушкарей, они могут стрелять поверх голов португальцев. Ну и последнее — сохеи Бэнкэя. Монах уже полчаса осаждает меня с требованиями первыми начать бой и пустить его сохеев вперед. Даже успел поругаться с Хиро, который то и дело пытается притормозить гиганта.

— Нападать первыми мы не будем, — развенчиваю я надежды Бэнкэя. — Но у меня для вас есть самое важное задание из всех, что я сейчас роздал. Вы готовы встать в самом опасном месте и защищать ставку дайме?

Конечно, Бэнкэй согласен. Там, где дорога начинает подниматься на холм, — я ставлю тайдан сохеев. Именно они будут защищать редут. И именно на них придется главный удар огигаяцу. Только черта помянешь — а вот и он. За ручьем завыли трубы, и красный прилив самураев огигаяцу двинулся на нас.

У того не иссякают возможности, кто умеет ими пользоваться.

Сунь-Цзы

— Мои доблестные воины! — Я скачу вдоль строя кричащих и машущих оружием самураев и произвожу накачку полков перед битвой. — Проснулся бог войны Бисямон! На нашу землю пришли враги. Тайком, по-воровски убит мой отец, дайме Сатоми Ёшитака. И я, его сын Сатоми Ёшихиро, поклялся отомстить убийцам. Сегодня после победы мы не просто насадим головы врагов на наши пики и мечи — мы откроем себе путь к богатствам Эдо и всего Кванто! Но наша цель — не презренные деньги. Наш путь — вернуть Японии честь самурая. Пока страной богов правят жадные дайме, готовые ради власти отдать мечи любому прокаженному, в Японии не будет мира и процветания!