Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Будто несколько бесов на разные лады, издеваясь, передразнили его из многих лесных уголков.
Может быть, это напугало бы кого угодно, но не Игоря. Игорь только усмехнулся и продолжал спокойно смотреть на красноватый огонек костра, изредка подкидывая туда подсушенные ветки хвороста. «Да знаю я, что вы есть, — подумал он. — Как комары. Не больше. Но я знаю еще одну вещь, которой меня научили долгие годы службы в храме, — не стоит обращать на вас внимания. Именно это вам не нравится больше всего. Когда на вас просто не реагируют. Вы лишаетесь тогда своей любимой игры, своей детской кашки, без которой не можете существовать. Страха».
Он посмотрел в небо, постепенно окрашивающееся синим цветом.
— Я прав, Господи? — улыбнулся он. — А ежели я прав, значит, мы доберемся до этого дурного места под названием Старая Пустошь и украдем оттуда Ритку, как рыцарь прекрасную даму.
«Если, конечно, эта самая Пустошь существует в природе и если Ритка находится именно там, потому что вполне может оказаться, что я совсем и не прав, — подумал он. — Но утро вечера мудренее. Поэтому переживем-ка ночь, чтобы посмотреть, что решил преподнести нам новый день…»
* * *
— Вот уж невезуха так невезуха. — Мира пнула ногой запертую дверь.
Белый листок, прикрепленный к окошку, оповещал, что библиотека закрыта.
— Он уехал. Он один отсюда уезжает. И приезжает снова, — задумчиво и печально проговорила девочка, и ее лисья мордашка стала забавной и печальной, как у плюшевой игрушки.
— А почему ты так расстраиваешься? — удивилась Душка. — Ну, уехал. Ведь приедет же.
— Тебе этого не понять, — проговорила Мира. — Он единственный, с кем я могу говорить о Маринке. И вообще о том, что со мной будет.
— А ты знаешь, что с тобой будет? — спросила Душка.
— Знаю, — мрачно проговорила Мира. — Это все знают, но боятся поверить. Разве у тебя никогда не бывает видений будущего?
Душка задумалась. Наверное, да. Наверное, такие видения у нее появляются. Но ведь и мама, и папа говорят, что это всего лишь фантазии…
— Не знаю, — честно ответила она. — Я не помню их.
— Потому что ты БОИШЬСЯ их запомнить, — мрачно сказала Мира, разглядывая обломанный ноготь на большом пальце, — просто дрейфишь посмотреть своей Смерти в глаза.
— Неправда, — возразила Душка. — Вообще бабушка говорила, что о нашем будущем дано знать только Господу Богу. Людям этого знать не надо.
— Это ты так считаешь и твоя бабушка. А они считают иначе…
— Кто это — они?
Мира замешкалась.
— Они, — просто повторила она. — Ты еще пока не их. Не до конца их. Но очень скоро ты станешь такой же разумной, как они. Ты перестанешь быть ребенком. Станешь серой тенью…
— Знаешь, — Мира отчего-то стала раздражать Душку. И она заговорила резко, может быть, даже чересчур резко, — с тобой ужасно скучно и глупо. С Павликом куда интереснее, хотя он и младше тебя. Так что не в возрасте дело, а в уме.
Она повернулась, чтобы вернуться к дому, и тут ей в спину, как кинжал, ударили злые и холодные слова:
— Дни твоего драгоценного Павлика сочтены…
Душка вздрогнула. Медленно обернувшись, она почувствовала растерянность.
Глаза Миры были совсем не злыми. Нет, она не собиралась сделать Душке больно своим дурацким предсказанием!
Она смотрела на Душку очень грустно, как взрослый, знающий нечто такое, о чем еще не догадывается ребенок.
— Неправда! — горячо проговорила Душка. — Я не верю тебе!
— Я тоже не верила, — устало сказала Мира. — Когда Маринки не стало. Маленькие дети не возвращаются…
Сказав так, она повернулась и пошла вдаль по улице, оставив Душку совсем одну перед странностью и безжалостностью своей недосказанной мысли.
* * *
Он закрыл глаза.
Завладеть статуэтками…
Ради этого он рискнет поиграть в эту игру.
Потому что старуха и сама не ведает, что все в ее руках. Улыбка растянула его губы, превращая лицо в странную, жуткую маску.
Старая Пустошь…
Он рассмеялся. Попытаться переиграть Великого Игрока? Если он сможет это сделать, он поднимется на еще одну ступень в иерархии, которую придумал Великий Игрок.
Жаль, что никому не дано увидеть его истинного лица, как не дано увидеть собственное истинное лицо.
Зеркала всегда лгут, готовые выдать желаемое за действительное. Они учатся у зеркал так же беспардонно лгать, играя с людьми в прятки.
Машина остановилась возле его дома. Выйдя, он поднялся к себе и зажег свет. Электрический свет ударил по глазам, ослепляя. Лишая мир таинственной сути.
Он резко щелкнул выключателем, погружая комнату назад, во мрак, потом, чиркнув спичкой, зажег три свечи.
Зеркало в старинной раме осветилось, начиная свое вранье о нем.
Закрыв глаза, он пробормотал что-то непонятное.
— Vulgus vult decipi — ergo decipiator!
Толпа хочет быть обманутой — так обманывай…
Произнеся это вслух, он заставил себя почувствовать, как переступает через порог разума. Освобождаясь от цепей рассудка, он вышел в пустоту — сначала дрожа от темноты и холода, но постепенно привыкая к этому состоянию.
Для того чтобы узнать тайну, ему довольно часто приходилось переступать сей «порог», и он почти привык к этому.
Зато теперь он знал, как выглядит Смерть, и уже не боялся ее. Он начал погружаться в темноту, как погружаются в сон. Через несколько мгновений его разум полностью отключился, и он почувствовал, как летит над землей подобно птице. Внизу простирался темный лес, казавшийся ему воплощением Великой Магии, а еще через некоторое время он увидел странную поляну.
Огромная, она своей формой напоминала абрис свернувшейся в кольцо огромной Змеи.
И оттуда исходило странное свечение, притягивающее к себе его душу.
Он попытался сопротивляться, но разрушительные волны уже достигли его мозга.
Резкая боль, вспыхнув, заставила его закричать. С ужасом он понял, что падает. Конвульсивными движениями скрючившихся пальцев он попытался уцепиться за воздух.
Земля приближалась, на этот раз неся ему настоящую Смерть…
* * *
Постояв еще немного, Душка пожала плечами и уже собралась уходить, как вдруг, повернувшись, столкнулась с высоким мужчиной, рассматривающим ее с интересом. В его больших серых глазах присутствовал явный интерес к ней, и Душке он показался весьма симпатичным — последнее время ею никто особо не интересовался. Душка даже начинала привыкать к тому, что она живет внутри самой себя, как в огромном стеклянном шаре. Ее мысли плавали там, неспешно возвращаясь к ней, не соприкасаясь с другими мыслями, и ей начинало даже казаться, что она уже все-все знает, и незачем идти дальше, пытаясь понять окружающий мир, потому что она и так все знает, и на самом деле весь мир просто ее собственный стеклянный шар.