— Да, наверное, — согласился он, почувствовав легкое смущение.

— А я всегда здесь гуляю, когда дождь, — продолжала девчонка. — Это мой любимый бульвар. Летом каждый день погоду слушаю по радио, жду, когда объявят дождь.

— Объявят?.. А смысл?

— Какой смысл в дожде?.. А в солнце или в траве?.. — Девчонка засмеялась. — Это не передать словами. Попробуй сам, тогда поймешь. Слабо?..

Она остановилась и смотрела на него. И всем своим видом словно дразнила, призывала к поступку. Калугин помедлил, а потом решился. Сложил зонт, стоял перед ней, морщась от бьющих в лицо холодных струй.

— Ну как? — деловито поинтересовалась девчонка.

— Пока не понял… — Калугин поежился.

Вода затекала ему под воротник рубашки, костюм окончательно промок, да и выглядел он сейчас наверняка полным идиотом.

Но девчонка думала иначе.

— Это с непривычки, — успокоила она его. — Ты чего встал? Идем…

Да, видел бы его сейчас Лежнев, умер бы со смеху. Или решил, что у его компаньона вовсе крыша поехала…

— Жаль, скоро это чудо кончится, — вздохнула девчонка, подняв вверх лицо.

И действительно, из-за туч уже проглядывало солнце. Небо быстро очищалось. И глаза у спутницы Калугина при этом сделались ярко-голубыми.

— Тебя как звать? — спросил он.

— Настя…

Калугин невольно вздрогнул при звуке этого имени. Опять! Да что же такое сегодня происходит?

— Анастасия, значит?.. — спросил он.

— Нет, Настя, — упрямо тряхнула головой девчонка. — Анастасия — это по паспорту, мне его год назад выдали. А все знакомые Настей зовут…

Они дошли уже до памятника Гоголю в конце бульвара. Здесь она остановилась.

— Ну, мне в метро, — сказала она. — Дальше не провожай.

— Почему? — невольно вырвалось у него.

— А потому… — Она вдруг зло прищурилась. — Слушай, ты что ко мне привязался? Ну? Что тебе от меня надо?.. Думаешь, закадрил девчонку и она уже все, растаяла, готова прыгнуть к тебе в постель… А не боишься, что я малолетняя?.. Или заразу какую подцепить?.. А, не боишься?.. Тогда пойдем. Ну, что же ты закис?..

Калугин оторопело смотрел на нее. Такого поворота событий он явно не ожидал. Сентиментальный идиот. Еще не хватало влипнуть с ней в историю…

А девчонка продолжала на него смотреть. И вдруг прыснула смехом:

— Ну и видуха у тебя — полный атас! Чмо в костюме и при галстуке! Сам с зонтом, а мокрый! Еще с тобой в ментовку загребут!..

Смех ее еще продолжал звенеть у него в ушах, а она уже пересекла проезжую часть и вскоре оказалась на противоположной стороне. Калугин невольно шагнул следом, но так и не решился ступить в стремительно несущийся возле ног поток. И только смотрел на нее со своего места.

Девчонка словно почувствовала этот взгляд. Оглянулась, помахала рукой:

— Приходи еще, когда будет дождь!.. Погуляем…

И уже бежала к станции метро, позабыв о Калугине.

Он наконец пришел в себя. Тоже засмеялся, покачал головой. И, раскрыв над головой ненужный уже зонт, двинулся дальше, в направлении «Праги».

…Макс Калугин стоял у окна в своем кабинете. Насупившийся, чуть сгорбленный, с руками, глубоко засунутыми в карманы брюк, он рассеянно смотрел, как на небе опять сгущаются темные тучи. Сверху машины и люди казались ему суетливо-маленькими, а далекий горизонт уже и вовсе скрылся в мареве.

Над городом опять собиралась гроза.

За его спиной слышались голоса собравшихся за длинным столом людей, но Калугин лишь улавливал их краем уха, особо не вникая в смысл. Переговоры в офисе шли уже второй час, пробуксовывая буквально на каждом пункте.

— Почему вы не хотите, чтобы мы поставляли вам оборудование в комплексе, вместе с нашими проектами и нашей технологией?.. Мы так привыкли работать с зарубежными партнерами, это удобно.

Это говорил один из французов. Лежнев, выслушав переводчицу, ответил ему:

— Для вас это удобно, для нас — головная боль.

Переводчица произнесла эту фразу на французском.

— Почему? — допытывался француз. — Ведь так принято во всем мире…

— То в мире, а мы здесь, на месте должны учитывать специфику нашей страны, — возражал Лежнев. — Психологию наших заказчиков… У нас заказчик специфический, со специфическими запросами. У него на участке специфические камни, трава, холмы, даже воздух, которым вы сейчас дышите, тоже специфический…

— О да, мы это почувствовали, — согласился француз.

— Ни хрена ты не почувствовал! — буркнул Лежнев и обратился к переводчице: — Это можете не переводить… — и продолжил: — О’кей. Поэтому нам выгодно получать от вас оборудование и сопутствующие материалы и уже самим, на месте, разрабатывать технологию и готовить проекты с учетом местных условий.

— Я смотрел все. Эскизы вашего агентства снова не совсем те, о которых мы договаривались раньше, — гнул свое француз.

— Прошу прощения, но в прошлый раз мы оговаривали с вами именно эти эскизы, — держал оборону Лежнев. — Вот здесь у меня все записано, хотя мы и не согласны абсолютно с вашей концепцией видения…

И так продолжалось до бесконечности.

— А почему все время молчит месье Калугин?.. — вдруг поинтересовался француз. — Когда мы с ним подписывали у нас протокол о намерениях, то никаких вопросов о специфике не возникало. Нам интересно услышать и его мнение на этот счет.

Калугин отошел от окна, сел в свое кресло во главе стола, по привычке откинув голову на спинку. И вновь ощутил липкое дыхание приближающейся боли. Первое, вкрадчивое прикосновение ее пальцев-щупальцев.

Он по-прежнему с трудом улавливал суть разногласий, его раздражали французы, особенно лысый коротышка, совсем без шеи, с крепким, собранным в тугие складки над воротником рубашки загривком, сидящий напротив, через стол. А тот с готовностью улыбался ему во все свои тридцать два белоснежных зуба, словно искал возможность объясниться в любви. Но при этом твердо стоял на своем.

Компаньон лысого и вовсе сидел, насупившись, с индифферентным видом, и не проронил за все время ни единого слова.

Калугин глянул поверх полированной лысины француза в окно. Крупные капли дождя уже забарабанили по стеклу, разбиваясь на мелкие шарики, которые тотчас начинали искать друг друга, находили, сливаясь снова в одну тяжелую каплю и медленно сползая вниз.

— Давай на этом прервемся, — наклонился он к Лежневу. — Голова раскалывается… Перенесем все на завтра.

— С ума сошел? — зашипел на него Лежнев. — Еще даже до главного не добрались… И завтра суббота, ты что, забыл?.. Потерпи хотя бы полчаса…