Илоне. И вот на этом сходство с классической деперсонализацией заканчивается. У двух личностей, возникших в результате этого заболевания, воспоминания общие. Они воспринимают мир по-разному, и оценку событиям дают каждый свою, но основа то одна. Первая личность считает, что папа хороший, вторая готова его убить, но папа один и тот же человек. В нашем же случае Илона помнит себя до катастрофы, а Гарпия — помнит себя только с момента катастрофы. У Гарпии вообще нет воспоминаний о жизни до крушения, и она думает, что просто потеряла память.

— К чему ты клонишь? — осторожно спросил Василий.

Эскулап испытующе взглянул в лицо Мальцеву, но сообразив, что перед ним сидит не ребенок, а взрослый мужчина, медлил недолго.

— Судя по всему, — сказал он, устремив взгляд в сторону. — Это раздвоение личности искусственное. Поскольку Илона — мирная, законопослушная, стандартная девушка, а Гарпия, повторюсь, убийца с целым набором профессиональных навыков, которые в нормальных условиях должны были бы вырабатываться годами… ты понимаешь, о чем я?

Василий похолодел.

— То есть…

Эскулап взглянул на окаменевшее лицо Мальцева и криво улыбнулся.

— Похоже, что сегодня утром ты разговаривал с зомби, друг мой. И зомби этого изготовил кто-то чертовски хороший. Нам такая техника и не снилась. Стирать сознание нам удавалось, конечно. Все эти люди без памяти… — Эскулап откашлялся, нервно дернув уголком рта. — Но, чтобы создать абсолютно новую личность, да еще и с набором умений, это…

Главврач некоторое время молчал, подбирая слова.

— Это все равно, что найти НЛО, — сказал он наконец.

* * *

Мягко урча мотором, серебристая «Тойота» подкатила к стоянке у больницы. Алина Михайловна, приятная седовласая женщина, в свои 55 лет еще не растерявшая красоты и обаяния, краем глаза заметила сверкнувший на солнце бок. Как и все секретарши с многолетним опытом, Алина Михайловна не любила нарушителей дисциплины. И уж совсем не могла терпеть, когда из-за этого опаздывали на работу.

Сергей Горский зашел в вестибюль бодрым шагом молодого специалиста, у которого все еще впереди. Неприязнь Алины Михайловны была к тому же круто замешана на зависти, в чем, собственно, она даже себе не призналась бы. Видя любого молодого специалиста, она всегда вспоминала, что и ей когда-то было только 22 года.

— Сергей Антонович, — обратилась она к подошедшему с несколько виноватым видом Горскому. — Надеюсь вы помните, что у вас сегодня назначена встреча с главврачом?

Молодой врач всплеснул руками.

— Что делать, Алина Михайловна, — он сел, неловко разводя в стороны полы пальто, чтобы подтянуть брюки. — Вы не поверите, перед самой больницей мне перегородил дорогу какой-то сумасшедший. Я стукнул его в заднее крыло, сделал пустяковую вмятину, по его вине, между прочим, а он заставил меня вызвать представителей автосервиса. Мол ему нужно будет получить страховку. Те выезжать на место почему-то отказались, пришлось ехать с ним и подписывать бумаги. Да я б никогда не поехал, — Горский снова взмахнул руками и тут же вслед за этим как-то странно сник, — но он… или инвалид, или…

Как всегда внимательно процедив поток слов, Алина Михайловна произнесла фразу, заготовленную заранее.

— Меня это, собственно, не касается.

После этого она склонилась над клавиатурой, набирать одну из многочисленных официальных бумаг, оставив очередного провинившегося с удивлением гадать, а действительно, с какой стати он начал оправдываться.

Через минуту секретарша подняла голову и заметила:

— Вы бы сходили и сняли пальто, Сергей Антонович, а я пока доложу главврачу.

— Ах, да, да, да, — спохватился Горский, поспешно поднимаясь и в то же время досадуя на собственную суетливость.

Алина Михайловна слегка фыркнула вслед торопливо шагающему врачу и нажала кнопку на селекторе.

— Семен Андреевич, Горский пришел.

— Через пять минут пусть заходит.

Вскоре открылась массивная дубовая дверь. На пороге появился Эскулап. Он повернулся к Василию, слегка замешкавшемуся в кабинете, и сказал:

— Значит поговори с ней откровенно. Думаю, так будет лучше всего. Потом начнем работать.

Главврач хлопнул кусающего губы Мальцева по плечу и повернулся к Алине Михайловне.

— Ну, где же наш Горский?

Секретарша подняла голову.

— Пошел пальто снимать… Но кажется вот и он.

Горский вышел из-за массивной каменной колонны, поддерживающей потолок вестибюля.

— Извините, Семен Андреевич, — ровным голосом, в котором уже не было и намека на суетливость сказал он. — Небольшое дорожное происшествие.

Эскулап кивнул и жестом пригласил молодого коллегу следовать за собой. Горский вошел в кабинет шефа и осторожно закрыл дверь.

Главврач не любил много говорить о предстоящей работе, поскольку считал, что многочисленные указания и инструкции лишь сковывают инициативу врача, которому как никому другому необходимо уметь самостоятельно мыслить. Поэтому его речь, обращенная к Горскому, длилась не более минуты.

— Неделю назад к нам поступила пациентка Ленс. Ее медицинская карточка под номером 123к. Сегодня в 12.30 вы будете участвовать в эксперименте, ставящем цель определить целесообразность пребывания пациентки у нас. У меня все.

Элегантный словесный понос. Фразы из документов постепенно переползают и в живую речь, как вирус.

Горский кивнул и поднялся. Он видел, как на обычно бесстрастном лице Эскулапа отразилась внутренняя борьба.

Если он и окликнет меня, то именно сейчас, у самой двери.

Горский взялся за ручку.

— И еще одно, — сказал Эскулап.

Горский стер с лица улыбку, прежде чем обернуться.

— Да, Семен Андреевич.

— Возьмите с собой охрану… НАШУ охрану… на всякий случай.

Врач кивнул и уже не задерживаясь вышел из кабинета.

* * *

Илона казалось, что только сейчас она поняла смысл выражения «разрываться на части». Она сидела в инвалидной коляске, которая, как оказалось, нужна не только инвалидам и смотрела в окно. Палата Илоны находилась на третьем этаже, поэтому из сидячего положения сквозь стекло было видно только безоблачное