Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Тетя. Его мама моя сестра, – ее голос становился все тише, пока совсем не угас.
– Помогите раздеть, – раздался голос медсестры, которой надоело наблюдать за этой сценой.
Алла послушно вскочила с кровати и, не глядя на врача, начала осторожно стаскивать с ребенка пижаму. Потом взяла Алешу за плечи – медсестра аккуратно подхватила его под ноги, – и они вместе переложили малыша на каталку.
– Подписывайте! – Анастезиолог сунула Алле заполненный лист.
– Я должна сначала прочесть.
– Принесете в ординаторскую!
Каталку вывезли в коридор, Алла осталась с листом бумаги в руках. Она быстро пробежала документ глазами – согласие на операцию и на общий наркоз. И что было в этой ситуации делать?! Она не мать, даже не родственница, чтобы брать на себя такую ответственность. Но без операции нельзя: врачи взяли анализы, они знают, что делают.
Нервничая, она подписала лист и прошла в ординаторскую, чтобы отдать документ. Потом вернулась в палату. Аккуратно заправила разворошенную кровать и села на край.
Палата жила своей жизнью. Уставшие мамы продолжали суетиться вокруг детей, таскали туда-обратно железные судна. Катя ласково сражалась с сыном, пытаясь накормить его рисовой кашей. Степка капризничал, не ел и порывался отстегнуть ногу от противовеса, хотя это было ему строго-настрого запрещено.
Одна Алла сидела неприкаянная и ненужная посреди больничной суеты, погрузившись в мысли об Алешеньке, который лежал сейчас на операционном столе. Она видела его худое израненное тельце под яркими лампами, хирургов в белых колпаках и повязках, сверкающие инструменты. Видела изуродованную маленькую ножку, по которой скользил скальпель, оставляя за собой кровавую нить. Ей было страшно как никогда в жизни, она молила лишь об одном: чтобы операция прошла успешно. Врачи должны были спасти малышу ногу! Ему еще жить и жить…
– Теть Алла, – Максимка посмотрел на нее ободряюще, даже нежно, – все будет хорошо. Меня оперировала та же бригада.
Она не сдержалась, взглянула на пустую штанину его спортивных брюк и, проклиная себя за слабость, всхлипнула.
– Не-е, – Максимка сразу, к огромному стыду Аллы, понял ее, – тут с самого начала была безнадега. Не как у Лехи. Полторы тонны, и прям по ногам! Меня же этот тип сначала сбил, а потом сдал назад. Не соображал ничего.
– Тебя сразу, – Алла скрывала дрожь, – привезли в больницу?
Максимка с гордостью кивнул.
– На вертолете. И тут же на стол, – он поскреб затылок, на котором едва начал отрастать жесткий ежик, – череп был переломан. Позвоночник. Думали, все! А я ничего, выжил.
– Ты герой! – Алла смотрела на Максимку сквозь слезы.
Каким же огромным сердцем и силой воли нужно обладать, чтобы пережить такое, а потом утешать других! А она… Глупая, пустая бабенка с «мужским характером», позволявшая себе впадать в истерики. Стало невыносимо совестно за себя.
– Водителя уже посадили? – спросила она осторожно, боясь задеть чувства ребенка.
– Не-а, – он прищелкнул языком и отрицательно помотал головой, – дети у него малые. С работы характеристики. Да и зачем нам его тюрьма?!
– Как это так? – Алла не поняла. – Он же преступник!
– В тюрьме прям исправится, – Максимка хмыкнул, – нам бы лучше нормальное возмещение. Чтобы на лечение и на жизнь. Пусть машину свою продаст, работает и нам платит – я ж не смогу теперь человеком стать, как раньше мечтал.
– Максимка, – Алла сглотнула ком, – ты уже смог!
– Ага! – он отмахнулся. – А профессия? Денег на учебу знаете сколько надо?! Я в строительный собирался. Куда уж теперь! Мамке одни проблемы.
– Адвокат у вас хороший?
– Теть Алла, смеетесь? – Максимка горько ухмыльнулся. – Мать знать не знает никаких адвокатов!
– Отец не может помочь? – Она мысленно прикидывала, сколько денег может потребоваться на защиту.
– Этот может! – Максим, закусив губу, отвернулся. – Как узнал, что я без ноги, два дня беспробудно пил и под окнами больницы орал. Врачей крыл трехэтажным, пока в полицию его не забрали. Потом явился в суд, потребовал себе моральный ущерб сто тыщ. А про нас с мамкой забыл…
– Бред…
– Это что, – он усмехнулся, – с ним и не такое бывало!
Они помолчали, Максимка смущенно шмыгнул носом и снова заговорил:
– У вас дома фильмы есть?
– Какие? – Она не сразу поняла вопроса: так резко мальчик сменил тему.
– Любые. На дисках.
– Есть, – Алла торопливо кивнула, – ты что любишь?
– Я всякие смотрю, лучше комедии. Мне мамка плеер подарила, чтоб отвлекался.
– Я принесу, – Алла нервно взглянула на часы, – завтра утром точно.
– Не дергайтесь, – он положил худенькую прохладную ладошку ей на руку, – поправится наш Алешка!
Надо любить жизнь больше, чем смысл жизни.
Федор Достоевский
Алешу привезли через несколько часов – все это время Алла сидела на его кровати не в состоянии ни думать, ни говорить. В голове рефреном звучали одни и те же слова – «все будет хорошо». Если бы не Максимка, который специально отвлекал ее разговорами, рассказывая всю свою жизнь от начала и до последних страшных месяцев, она бы, наверное, сошла с ума. А ведь это был не ее ребенок! Что же тогда творится с настоящими матерями, которые переживали такое?!
С бешено колотящимся сердцем Алла бросилась к каталке и стала вглядываться в очертания под одеялом, пытаясь увидеть, на месте ли больная нога. Зажмурилась от страха на мгновение, когда медсестра откинула покрывало, а потом открыла глаза и с облегчением выдохнула: забинтованная в гипсовый кокон худенькая ножка, которой вернули нормальное положение, была на месте. Они с медсестрой вместе переложили голое невесомое тельце – кости да кожица – на кровать.
– Одежка чистая есть?
– Да!
– Давайте помогу.
Пока Алла доставала из пакета под кроватью пижаму, стараясь незаметно оторвать от нее бирку, медсестра спокойным голосом инструктировала:
– Часа через два ребенок проснется, можно дать немного попить. Только чуть-чуть. Если тошноты не будет, попозже попоите еще и покормите.
– Хорошо. Что ему можно?
– Бульону дадите, возьмете в кухне. Потом что захочет.
– Как все прошло? – Алла взволнованно продевала беспомощную головку, болтавшуюся на шее, как на веревке, в ворот пижамы. Опытная медсестра, к счастью, сама справилась с прооперированной ногой и нижней частью комплекта.
– Это у заведующего спросите.
– Он скоро придет?
– Кто знает, – она пожала плечами, – вы тут не одни. Пока оперируют.