Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Думаешь, Гомера не было?
– Думаю, был. Но какую часть из приписываемого ему наследия написал именно он – большой вопрос.
– Так, значит, ты читал Гомера в оригинале?
Глебу весьма польстило скрытое в вопросе уважение, и он с достоинством кивнул.
– А кого еще?
– Знаешь, легче перечислить тех, кого я не читал. – Последняя фраза прозвучала несколько хвастливо, и Глеб поспешил исправить положение: – Послушай, это же моя работа. Ну не стану же я восхищаться тем, что ты прочла всего Фрейда?
– И напрасно. – Бестужева обиженно выпятила свою восхитительную нижнюю губу с влажной ложбинкой посредине. – Во-первых, я тоже прочитала его книги в оригинале. Во-вторых, я, можно сказать, убила на это свои лучшие годы. – Интонация Марины стала кокетливо-дурашливой. – Я, понимаете, ради психологии пожертвовала молодостью и красотой, а мной после этого никто не собирается восхищаться?
Глеб расхохотался.
– Респект и уважуха. Нет, ты правда читала Фрейда в подлиннике?
Стольцев искренне уважал людей, способных продраться сквозь чужой язык, поскольку считал, что книга, прочитанная в оригинале, и книга, прочитанная в переводе, – это два разных произведения даже, если речь идет о прозе, не говоря уже о стихах.
– Ja, absolut[3], – подтвердила Марина, гордо вскинув подбородок. И опять вернулась к «Илиаде»: – А насколько реален сам сюжет?
– Скорее всего, это порядком искаженная, но достоверная история. Тем более что в не так давно найденных документах упоминаются люди, до этого нигде не фигурировавшие, кроме как в «Илиаде».
– Любопытно, двадцать семь веков прошло, а людьми движут те же мотивы, что и тогда: власть, слава, богатство, ненависть и любовь.
– Но разве не тому же самому учат на психфаке?
Марина усмехнулась и, зябко поежившись, потерла ладошкой о ладошку.
– Зима уже совсем скоро.
Набравшись смелости, Глеб уже стал подумывать, не взять ли ее руки в свои и нежно отогреть, но тут совершенно некстати прозвенел звонок.
* * *
После представления Глеб с Мариной встретились в фойе с четой Буре под предлогом обмена впечатлениями. На самом деле Глебу не терпелось представить Марину Борису Михайловичу.
Буре галантно припал к Марининой ручке и так долго держал ее в своей, источая витиеватые комплименты, что Александра Петровна с всепрощающей улыбкой в какой-то момент незаметно одернула его за рукав. Компания устроилась в кафе напротив театра и за чашкой чая полчаса оживленно обсуждала спектакль.
Борис Михайлович направо и налево сыпал цитатами из Гомера, а когда супруга попыталась его остановить, он ласково, но твердо пригвоздил ее очередным перлом, некогда прославившим автора «Илиады»:
– Женщину украшает молчание!
Подошло время разъезжаться по домам.
– Ecce femina! – шепнул профессор на ухо Глебу на прощание, изящно трансформировав пилатовское Ecco homo – «Се Человек» – в популярно-эстрадное «Ах, какая женщина!».
* * *
Сидя с Мариной в машине на обратном пути после театра, Глеб о чем-то оживленно ей рассказывал, а сам всю дорогу напряженно думал, как ему стоит закончить сегодняшний вечер. Поцелуем? Хороший вопрос. А куда? В губы, как ему уже давно безумно хотелось? Или ограничиться невинным чмоком в щечку, чтобы не поторопить события, не спугнуть и не испортить столь приятный вечер? Но ведь в щечку у них уже было. А где же развитие отношений? Где динамика и поступательное движение? В итоге верх одержало малодушие, и выбор все же пал на невинный чмок, что, похоже, на данный момент устраивало обоих.
* * *
Воскресный день прошел в домашних хлопотах и воспоминаниях о спектакле. Ближе к одиннадцати вечера ленивая тишина выходного дня была неожиданно нарушена телефонным звонком.
– Здорово, ясновидец!
Стольцев сразу узнал голос Лучко.
– Добрый вечер, мой капитан.
Следователь как обычно рассусоливать не стал:
– Не хочешь заехать к Расторгуеву? У него появилась еще какая-то версия. Заодно и твои соображения обсудим. Идет?
Глеб заглянул в ежедневник. Назавтра он начинал с третьей пары – это в двенадцать-десять пополудни. Так что времени для визита к эксперту было полно.
– Тебе удобно в девять утра?
– Вполне.
– Тогда заезжай.
На сей раз они быстро нашли нужный кабинет, где их уже поджидал Расторгуев. Эксперт предложил чаю. Все трое уселись за стол.
– Ну, что вы тут накопали? – Капитан в предвкушении даже потер ладони.
– Дайте слово, что не будете смеяться, – попросил эксперт, а его лицо заранее приняло обиженное выражение. Лучко и Глеб, переглянувшись, кивнули. Помявшись, Расторгуев почти слово в слово повторил то, что Глеб уже слышал от Буре: – Я подумал, что, кроме версии о неизвестной науке монете, было бы правильно рассмотреть и другие варианты. Теоретически мы могли столкнуться с художественной стилизацией античного изображения. – Поймав непонимающий взгляд Лучко, эксперт пояснил: – Вполне вероятно, что кому-то просто понравилась красивая картинка: Геркулес, то-се. Изображение могли скопировать, не так ли? Поэтому я стал просматривать все подряд справочники по символике, и вы не поверите, что я тут раскопал. Очень похожее соответствие. Вы будете удивлены, насколько похожее. Убедитесь сами.
По счастливой случайности в произнесенной Расторгуевым тираде после слова «раскопал» на протяжении целой дюжины слов не попалось ни одной буквы «р», от чего его голос прозвучал звонко и почти мужественно.
Эксперт подошел к пыльному стеллажу, снял огромный фолиант и эффектным жестом бросил на стол. Вдохнув поднявшееся облачко книжной пыли, Лучко и Глеб почти одновременно чихнули. Под суперлинзами хозяина кабинета, давно выработавшего противопыльный иммунитет, глаза засверкали явным превосходством. Расторгуев раскрыл справочник на заранее заложенной странице.
– Смотрите. Это официальный герб Испанской ассоциации холостильщиков. Ну скажите же, похож как две капли воды.
– Испанской ассоциации кого-кого? – переспросил обалдевший Лучко.
– Хо-ло-стиль-щи-ков, – по слогам произнес эксперт. Для наглядности он еще сопроводил это жестом жнеца, срезающего острым серпом спелые колосья.
До капитана наконец дошло:
– Да вы ж меня просто как этим самым серпом по…
– Вы же обещали, – насупившись, пробурчал эксперт. Теперь он казался по-настоящему обиженным.
Капитан заговорил примирительным тоном:
– Ну ладно-ладно, допустим. Но тогда, скажите на милость, при чем тут Геркулес? Он же льву пасть раздирает. А холостильщики, насколько я знаю, целят совсем в другое место.