Вопрос задан с вызовом, а я и не думала о наказании, поэтому просто буркнула:

— Ешь!

И уже спокойнее ответила, где Женька. Где, где? С другим Женькой!

— А что ему здесь надо?

Этот вопрос Ярослав задал не с вызовом, а с детской заинтересованностью, которая мне не очень понравилась. Да мне ничего сейчас не могло понравиться, потому что я не могла докопаться до истинной причины прихода Джека. При наличии Киры, как совесть позволяет спорить на другую бабу? Значит, не спорил. Значит, просто пришел… Полюбопытничать или ностальгию лечит — может, нужно понять и пожалеть? Если простить до сих пор не получается. Ну, или признать, что совести у него нет…

— Зашел проверить, вру я или не вру, говоря, что в мужской помощи не нуждаюсь… — усмехнулась я своим мыслям.

Я не вру. А вот он точно врет. Хоть в чем-то да врет!

— Не поверили, что ты сумел подключить стиралку.

— Я и гамак тебе повешу…

Иногда детей стоит хвалить — пусть и авансом. Даже если причина для похвалы ужасна — посторонний дядька в доме. Джек — это же не ты, я успела морщины разглядеть и походка стала грузной. Евгения Сомова от Джека отделяют двадцать лет. Целых двадцать лет. Целая жизнь, которая у каждого своя. Это не он, так чего я так нервничаю в его обществе?

— Сначала кашу съешь и тарелку ополосни. И в посудомойку поставь.

Мне б самой поесть, но живот по-прежнему крутит, так что лучше запустить кофейную машину и отрезать маленький кусочек сыра-бри, который я забрала из московского холодильника, чтобы не выкидывать. Никто в доме такое не ест, кроме меня, да и того дома для меня больше не существует. Если и переступлю его порог, то лишь в качестве гостьи и… Да, скорее уж как сопровождающее детей лицо.

— Где молоток? — задал Ярослав вопрос мужским голосом.

Еще не ломается — это он сам ломается, во взрослого играет. Да что может быть лучше — его разрушительную энергию да в мирные строительные цели! Пусть кофе так и стоит на столешнице нетронутым, но лед отношений с сыном тронулся, дорогие мои присяжные заседатели из числа неугомонных соседей, которым всегда больше всех надо.

— Куда тебе это надо?

На простой вопрос ответ непростой. Дом внутри хоть на вид и просторный, да не покувыркаешься в воздухе, а аэройога не приемлет жертв в виде отбитых до синяков локтей. Оставалось заполнить собой открытое пространство не застекленной веранды. Потолочные балки на вид довольно прочные — они новые, не полувековая рухлядь. Ярослав положил молоток на пол, взял в руки телефон.

— Мам, как эта фигня называется?

Но меня отвлек от ответа Берька, обиженно ткнувшись мне в ногу. Явился без поводка. И за ним явился поводок, который протянула мне дочь, а Джек протянул руку к телефону:

— Анкер это называется. Тебе зачем?

Ярослав выхватил телефон из чужих рук и сунул в карман.

— Гамак для мамы подвесить. Мам! — обернулся он уже ко мне. — Этой фигни в комплекте нет.

— Эта фигня анкером называется, — повторил Джек. — Как бы парню в твоем возрасте знать такие слова не помешает.

Ярослав глянул обидчику в лицо — открыто, и я почти уверилась, что он нахамит незнакомому человеку, хотя никогда подобного себе не позволял. Но его и учить никто никогда не лез.

— Я что, каждый день гамаки вешаю… — сказал довольно тихо, боясь показаться незнакомому человеку невоспитанным.

Воспитание у Ярослава было получше, чем у Женечки Сомова.

— Надо один раз повесить нормально, а не каждый день перевешивать, — выдал Джек, явно намериваясь подколоть чужого ребенка.

А не пошел бы ты отсюда, дядя…

— Он запомнил! — подала я голос, на который непрошенный учитель тотчас обернулся. — До строительного не забудет.

— Я с тобой никуда не поеду! — выкрикнул Ярослав зло. — Ты вчера пила… — добавил уже тише, чуть даже втянув голову в шею.

Да чтоб его!

— А магазин и не работает по воскресеньям. Завтра съездим, — вышла я из положения. — Заодно и велик тебе посмотрим…

— На станции работает без выходных, — встрял тот, кого не спрашивали. — Два километра ноги не отвалятся.

— У кого? — обернулась я снова со злым блеском в глазах.

— У твоего сына. У кого еще? Можно велик у Юрки взять, если уж на то пошло.

А…

— Джек, мы тут всего три дня, — начала я примирительно. — И на станции Ярослав никогда не был. Мы разберемся со всем завтра.

Он выдохнул, тяжело, и спрятал руки в карманы джинсов.

— Я схожу с ним.

— Не надо.

— Почему не надо? Мне делать все равно до вечера нечего. Во сколько у него шахматный турнир?

В голос Джека снова вернулась злость — мирно поговорить мы смогли всего пару секунд.

— После двух.

— Отлично. Пошли! — повернулся он уже к Ярославу.

— Я завтра все сделаю, — сказал он твердо.

— Как ты сделаешь завтра, когда ты даже не знаешь, как эта фигня называется? — передразнил моего ребенка Джек. — Тебя мать каждый день о чем-то просит? Или ты такой занятый в своем телефоне?

Теперь настал черед Ярослава выдохнуть — тяжело, но он промолчал, хотя подумал обо мне многое — скорее всего, и про выбор друзей детства. И тут я с ним не могла не согласиться. Друзей должны выбирать родители, а не дети назло родителям!

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍— Джек, мы справимся, — подала я голос в защиту Ярослава. — Если не получится вкрутить, попрошу помощи у Юрки.

Он смотрел на меня самую длинную секунду в моей жизни, и я вспомнила этот взгляд, никогда не забывала — уходя в строй, он обернулся…

— Ярослав, пошли! — рявкнул Джек, отвернувшись от меня.

Сын Влада не двигался с места. Прирос к половицам — как Берька.

— Джек, ты же не завтракал, — прибегла я к последнему средству воздействия на упертых мужиков.

— Вернусь, поем.

— Все будет холодное, — усмехнулась я. — Я не разогреваю кашу в микроволновке.