– Не торопись с выводами, Бернард, – спокойно отозвался граф Орлеанский. – Все еще только начинается.

– Надеюсь, все обойдется без человеческих жертв.

– Обычно в праздник Белтайн в жертву приносят белую кобылу, но не раньше чем в ее лоно будет вброшено божественное семя.

– Ты меня пугаешь, Эд.

– Ты испугался бы еще больше, Бернард, если все это происходило лет триста тому назад. В ту пору в связь с кобылой вступал либо верховный жрец, либо вождь, который олицетворял бога в этой забавной церемонии. Но в нынешние времена место невесты на брачном ложе заняла женщина, а для кобылы осталась лишь незавидная роль жертвы.

– Ты находишь подобные зрелища забавными, дорогой Эд?

– Не придирайся к словам, Бернард, – отмахнулся граф Орлеанский. – Видишь котлы, в которых сейчас закипает вода? Именно в них и сварят несчастную кобылу.

– А в чем сакральный смысл мистерии?

– Божественное семя попадает в желудки всех, кто участвует в поедании несчастной кобылы, а также в землю, поскольку ее кости и внутренности разбрасываются по окрестностям.

– Но ведь ты же сказал, что на брачном ложе кобылу заменяет женщина.

– Предполагается, что несчастную кобылу покрывает либо сам Бел, либо один из его сыновей или внуков. А все люди, присутствующие на поляне, должны своим любовным пылом разбудить желание бога и заставить его оплодотворить землю, которую олицетворяет кобыла в данной мистерии. Чем больше знатных мужей и женщин, ведущих свой род от языческих богов, выйдут сейчас на эту поляну, тем больше пыла проявит их небесный прародитель, тем щедрее одарит земля своих нынешних доброхотов.

– Откуда ты все это знаешь, Эд?

– Моя нянька была язычница, – криво усмехнулся Орлеанский. – Да позаботятся о ней ее боги.

– А что с ней стало?

– Ее сожгли по приказу моего отца, когда мне было четырнадцать лет. За связь с Люцифером. Так решил архиепископ Эббон Реймский, старая сволочь!

Бернард Септиманский бросил на соседа удивленный взгляд, но тот больше ничего не сказал, возможно, просто не успел. Рожки загнусили громче, но хоровод, вместо того чтобы ускорить свой бег, неожиданно остановился и распался. Все замерли в предвкушении чуда.

Граф Септиманский подался вперед, чтобы лучше видеть. На всякий случай он отыскал глазами Карла. Однако юный король казался спокойным. Как и все прочие, он с любопытством смотрел на белую кобылу, которую вел под уздцы обнаженный мужчина. Бернард без всякого удивления узнал в нем Воислава Рерика. А Карл, если судить по его враз изменившемуся лицу, узнал и женщину, сидевшую на спине кобылы.

Центр поляны заполнился обнаженными телами. Бернард увидел Анхельму, устроившуюся на плече Сивара Рерика, и Тинбергу, при которой кавалером, скорее даже жеребцом, состоял Лихарь Урс.

Трудно сказать, видел ли Карл в этот момент свою жену. Глаза его были устремлены на мать, которую он никак не ожидал здесь встретить. По притихшей толпе словно прошла волна, смывшая с плеч людей одежду, возбуждение нарастало вместе с рокотом беснующихся барабанов. Бернард застыл словно парализованный, и если бы не помощь Эда Орлеанского, силой оттащившего его назад, то он так и остался бы стоять на поляне, привлекая посторонние взоры. Карл тоже куда-то исчез, во всяком случае, Бернард не видел его среди впадающей в экстаз толпы. Мистерия вступала в свою решающую фазу. Граф Септиманский увидел искаженное страстью лицо Юдифи и невольно прикрыл глаза.

– Жалко Карла, – сказал за его спиной Эд Орлеанский. – Боюсь, это зрелище надолго западет ему в память. Такое не забывается.

Бернард был согласен с Эдом, а потому, круто развернувшись на каблуках, почти побежал вниз с холма, объятого греховным экстазом. Гнусавая музыка рожков еще долго звучала в его ушах, и казалось, что этот бесовский то ли смех, то ли плач, не умолкнет никогда. Опомнился он только тогда, когда рука его утонула в гриве жеребца. В седло он, однако, не сел, поджидая графа Орлеанского.

– Вот уж не думал, Бернард, что тебя способно смутить подобное зрелище.

– Считай, что я спасал свою душу, Эд, – глухо отозвался граф Септиманский. – Но какова Юдифь! Ты и сейчас будешь утверждать, что она не ведьма?

– Все может быть, Бернард. Есть люди, которые считают, что власть важнее, чем спасение души.

– А ты, Эд, тоже так считаешь?

– Во всяком случае, я готов рискнуть многим и на этом свете, и на том.

– Что ж, в таком случае нам с тобою по пути.

Карл вернулся, когда над холмом уже забрезжил рассвет. Ни слова не говоря обеспокоенным сеньорам, он упал в седло и с места погнал гнедого.

Тем не менее граф Септиманский успел спросить осунувшегося капитана Рюэрга:

– Он видел все?

– Похоже, он видел даже больше, чем сможет вынести его душа.

За полгода, проведенные на чужой земле, бек Карочей, стал практически своим как среди сеньоров, окружающих императора Лотаря, так и среди римских финансистов. Увы, ему так и не удалось добиться главного, ради чего он, собственно, и провел всю зиму в Ахене. Воислав Рерик был по-прежнему жив и, более того, уже успел крепко насолить Лотарю взятием крепости Дакс. На эту крепость возлагались большие надежды, туда был направлен хорошо обученный гарнизон во главе с опытным капитаном, но крепость пала за один день, точнее ночь, и это обстоятельство повергло окружение императора в глубокое уныние.

А тут еще поползли слухи о колдовстве, с помощью которого Воислав Рерик овладел неприступной твердыней. Монсеньор Николай, верный сподвижник императора, железной рукой пресекал нелепые россказни досужих болтунов, но большого успеха на этом поприще не добился. Не только простой люд, но даже многие сеньоры, разумные на первый взгляд, поверили в способность варяга вызывать монстров из ада и вершить с их помощью расправу над истинными христианами. Подобные разговоры, да еще накануне большой войны, вполне способны были подорвать дух войска, собранного императором Лотарем.

Беспокоили монсеньора Николая и сведения, поступающие из Баварии. Людовику Тевтону удалось договориться с каганом Славомиром и привлечь на свою сторону многих славянских князей. Объединив усилия, Людовик и Карл могли выставить солидную армию в пятьдесят тысяч человек. А это не так уж и мало, если учесть, что армия Лотаря насчитывала в своих рядах чуть более шестидесяти тысяч воинов.

– Зато у нас преимущество в коннице, – отмахнулся от предостережений монсеньора Николая Лотарь, уверенный в своих силах.

Чем ближе бек Карочей знакомился с императором, тем меньше доверия он у него вызывал. И трудно было даже сказать почему. Лотарь был очень неглупым и деятельным человеком, к войне он готовился основательно, вникая в каждую мелочь, золотом и серебром не разбрасывался, если и делал займы, то на очень выгодных процентах. Словом, будь Лотарь купцом или финансистом, цены бы ему не было. К сожалению, его угораздило родиться императором. А расчетливость императора воспринимается окружающими как скупость, стремление вникнуть во все мелочи – как неуместная суетливость. Лотарю явно не хватало того, что славяне называют удачей, а латиняне – харизмой, то есть того набора качеств, которые превращают человека в вождя.