Интересна трактовка поведения Ингваря Ингваревича в Редакции воинской, Вид 1 «Повести»: «А Игорь же Игоревичь убежа ис полков татарских, и прииде в землю Рязанскую. И возжалися о братии своей, и о матери своей Агрепени Ростислановне, и о крепком и силном Еупатии Коловратове» (с. 386). Здесь предельно ясно указано, кто и зачем прятался в Чернигове. Да и печаль Ингваря по своему воеводе, в свете приведенных фактов, вызывает определенные сомнения.

Существует версия о том, что Евпатий Коловрат был язычником. Но это не так. В «Повести о разорении Рязани Батыем», единственном письменном источнике, где упоминается имя легендарного воеводы, по этому поводу сказано ясно и недвусмысленно. Когда воины дружины Коловрата попадают в плен, то джихангир задает им вопрос о вероисповедовании: «Царь Батый нача вопрошати: “Коеа веры еста вы и коеа земля? И что мне много зла творите?” Они же реша: “Веры христианскыя есве”. Трудно представить, чтобы в такой ситуации язычник командовал христианами.

Очень часто, для того чтобы подогнать под свою «теорию» какой-либо исторический факт, некоторые исследователи просто заявляют о том, что письменный источник сфальсифицирован. По их авторитетному мнению. Не имея возможности подтвердить своё «открытие» фактами, они вынуждены прибегать к дешёвой демагогии. Но с Евпатием Коловратом так не получится. Дело в том, что был он не простым смертным, а воеводой княжеской дружины. Для рязанских князей игры с язычеством давно закончились, и если бы они узнали, что Евпатий является язычником, то на арбалетный выстрел не подпустили бы его к этой должности. На дворе стоял XIII век, христианство было государственной религией, и вся правящая элита рязанского княжества её исповедовала. Говорить о том, что рязанские князья симпатизировали язычеству, не приходится. Никейский император вряд ли выдал бы свою родственницу Евпраксию за княжича Фёдора, если бы знал о том, что его будущие родственники не тверды в вере – а узнать это было несложно. Правители Рязани в христианстве были тверды. Если же некоторые их подданные продолжали придерживаться веры в старых богов, то князья старались наставить их на путь истинный. Причём внедряли христианство не только огнём и мечом, но и воздействуя на сознание. Возводили храмы, привлекали священников из Византии, да и чудотворные иконы тоже были не прочь заполучить, о чём свидетельствует «Повесть о Николе Заразском».

Понятно, что тема язычества воеводы встает исключительно из-за его прозвища – Коловрат. Но можно взглянуть на проблему и с другой стороны. Как следует из текста «Повести о разорении Рязани Батыем», воевода был непревзойдённым бойцом, и его ратное мастерство восхитило даже Батыя. Поэтому гораздо логичнее будет связать прозвище Евпатия с его воинским умением. То, что в Европе называли арбалетами, на Руси в XIII веке было известно как самострел. Заглянем в «Энциклопедический словарь» Ф.А. Брокгауза и И.А. Ефрона, где узнаем очень интересную информацию по интересующему нас вопросу: «Самострел (стар.) – название лука, вделанного в деревянную соху (приклад) с полосою (ложею). При стальном луке тетива С. делалась из толстой веревки или из воловьих жил и спускалась с помощью особого ворота, который назывался коловратом самострельным»[48].

Есть и иная версия по поводу прозвища воеводы. «Коло» – славянское слово, обозначающее круг, «врат» – вращение. Исходя из этого, предполагается, что Коловрат был непревзойденным мечником, умеющим сражаться одновременно двумя мечами. Трудно сказать, насколько данный факт соответствует реальности. Но с другой стороны, это только подтверждает догадку о том, что своё прозвище боярин получил за воинское умение.

И конечно имя героя – Евпатий (от греческого имени Ипатий). Это четко прописано в Распространенной редакции «Повести»: «О Ипатии храбром. Некий человек от вельможь резанских именем Ипатий саном Коловрат» (с. 403). Из этого следует, что был воевода человеком крещеным. В Дополненной редакции «Повести о разорении Рязани Батыем» боярин вообще назван «Еупатий Колевратов»[49]. Отец Евпатия тоже был христианином, о чем свидетельствует его имя – Лев. Об этом, как мы помним, прямо говорит Редакция основная Б (2-й вид) «Повести о Николе Заразском»: «И некый от велможь рязаньских именем Еупатий Львович Коловрат» (с. 336). Мало того, после своей гибели боярин будет похоронен «в святей соборней и апостолстей церкви» (с. 338). В Редакции «стрелецкой» эта информация звучит несколько иначе, но сути дела не меняет: «Пришедше во свою землю погребоща господина своего и воеводу Еупатия у церкви, положиша честно» (с. 336). Это могло быть только в одном случае – если воевода, так же как и его дружинники, был «Веры христианскыя». Поэтому лично для меня никакой языческой составляющей в истории Евпатия Коловрата нет и быть не может. Впрочем, каждый верит в то, во что ему хочется.

Князь Ингварь благополучно пересидел Батыев погром в Чернигове, и когда схлынула волна нашествия, вернулся в рязанские земли прибирать власть к рукам. Его горестный плач на развалинах Рязани является сильнейшим местом в «Повести», показывая весь масштаб катастрофы, постигшей этот древний русский город. Настораживает одно – не Ингварю Ингваревичу лить тут слёзы, потому что в том, что произошло, есть и его доля вины. Автор «Повести» просто вложил в уста князя свои мысли о рязанской трагедии, поскольку другого подходящего для этого персонажа не нашёл. Тем не менее, именно благодаря монголам Ингварь стал рязанским князем, поскольку все остальные его родственники пали в боях с ордой. Олег Красный томился в плену у Батыя и на Русь вернется только в 1252 году. Так что сидение в далеком Чернигове пошло князю Ингварю на пользу.

* * *

Воевода Коловрат быстрыми переходами вёл свою дружину к Рязани. Двигались со всей возможной поспешностью, делая лишь небольшие остановки, для того чтобы немного отдохнуть и покормить лошадей. Когда вступили в земли княжества и стали попадаться чёрные пепелища на месте сёл и погостов, тревога сжала сердце боярина. Чем ближе к Рязани, тем больше следов монгольского разгула видели ратники, лишь одна выжженная и разграбленная земля была перед ними. И в какое бы селение они не въезжали, везде стояла зловещая тишина. Вдоль дорог присыпанные снегом лежали десятки и сотни окоченевших тел, над которыми кружились стаи чёрного воронья. Отряд ехал по мёртвому краю, где высились остовы обгорелых церквей, лежали в руинах монастыри, где колодцы были забиты телами убитых, а на деревьях раскачивались истыканные стрелами мертвецы.

Надежда на то, что Рязани удалось выстоять, постепенно угасала, и когда до города осталось совсем немного, воевода не вытерпел, погнал коня вперед. Взлетев на речной обрыв, посмотрел туда, где стоял город. Но Рязани не было! Огромное чёрное пепелище темнело там, где совсем недавно стояла и процветала столица Рязанской земли. Где люди, которых Евпатий знал, работали и торговали, справляли свадьбы и веселились на праздниках, жили своей особенной и неповторимой жизнью. И теперь всего этого не было, всё превратилось в дым и пепел. Подъехала дружина, и гридни тоже замерли, поражённые увиденным, а затем как по команде все хлестнули коней и помчались туда, где лежал их родной город, разграбленный и осквернённый, растоптанный и уничтоженный. И взывающий к отмщению.