– Ты спятил, – ответил я, – ты, наверное, какой-нибудь псих.

– Ты только приди сегодня вечером, сын мой, вместе с кусачками.

Вошел зазывала и объявил, что сеанс с дьяволом окончен, а если мы хотим посмотреть на него еще, то это будет стоить еще двадцать пять центов. Мне уже хватило. Я вышел вместе с шестью или семью другими разнообразными обсосами.

– Эй, а он с вами разговаривал, – сказал мне какой-то старичишка, шедший рядом.

– Я прихожу на него смотреть каждый вечер, и вы – первый, с кем он заговорил.

– Хуйня, – ответил я.

Зазывала меня остановил.

– Что он тебе сказал? Я видел, как он с тобой разговаривал. Что он тебе сказал?

– Он рассказал мне все, – ответил я.

– Так вот, руки прочь, приятель, он – мой! Я столько бабок не зарабатывал с тех пор, как у меня была трехногая бородатая леди.

– А что с ней стало?

– Сбежала с человеком-осьминогом. Теперь купили ферму в Канзасе.

– Мне кажется, вы тут все чокнутые.

– Я просто тебя предупредил: я нашел этого парня. Не лезь!

Я дошел до своей машины, влез и поехал обратно к Фло. Когда я зашел, она сидела в кухне и хлестала виски. Сидя вот так, она несколько сот раз повторила мне, что я за бесполезный шмат человечины. Я немного повыпивал с ней, не особенно распуская язык. Потом встал, сходил в гараж, достал кусачки, положил в карман, сел в машину и поехал на пирс.

Я взломал заднюю дверь, задвижка вся проржавела и отскочила сразу. Он спал на полу клетки. Я начал было перекусывать прутья, но куда там. Слишком толстые. Тут он проснулся.

– Сын мой, – сказал он, – ты вернулся! Я знал, что ты придешь!

– Слушай, чувак, я не могу перекусить прутья этой фигулькой. Они слишком толстые.

Он поднялся на ноги.

– Давай сюда.

– Господи, – сказал я, – ну и горячие же у тебя руки! У тебя, наверное, лихорадка.

– Не называй меня Господом, – ответил он.

Он перекусил прутья кусачками как нитки и шагнул наружу.

– А теперь, сын мой, – к тебе. Мне нужно вернуть свою силу. Несколько бифштексов – и все придет в норму. Я сожрал уже столько собачьих консервов, что боюсь, в любую минуту залаю.

Мы дошли до моей машины, и я отвез его к себе. Когда мы вошли в дом, Фло по-прежнему сидела в кухне и пила виски. Я поджарил ему грудинки с яйцом для начала, и мы подсели к Фло.

– Твой кореш – смазливый чертяка, – сообщила она мне.

– Он утверждает, что он и есть чертяка, – ответил я.

– Давненько уже, – сказал он, – не было у меня хорошенького куска тетки.

Он перегнулся через стол и запечатал Фло долгий поцелуй. А когда отпустил, она, казалось, была в шоке:

– Это был самый горячий поцелуй в моей жизни, – пролепетала она. – А целовалась я много.

– В самом деле? – переспросил он.

– Если ты любишь хоть вполовину так же, как целуешься, то это будет уже чересчур, просто чересчур!

– Где у тебя спальня? – спросил он у меня.

– А ты просто ступай за дамой, – ответил я.

Он направился за Фло в спальню, а я нацедил себе еще виски.

Никогда в жизни не слыхал я таких воплей и стонов, и продолжалось это добрых сорок пять минут. Затем он вышел один, сел и налил себе выпить.

– Сын мой, – произнес он. – Ты оторвал себе хорошую бабу.

Он ушел на кушетку в гостиную, растянулся на ней и заснул. Я вошел в спальню, разделся и завалился к Фло.

– Боже мой, – промолвила она, – боже мой, не могу поверить. Он протащил меня и через рай, и через ад.

– Я только надеюсь, что он кушетку не подпалит, – сказал я.

– Он что – курит в постели и засыпает?

– Не бери в голову, – сказал я.

Ну вот, значит, он начал брать верх. Теперь мне уже приходилось спать на кушетке. Приходилось слушать вопли и стоны Фло каждую ночь. Однажды, когда Фло ушла на рынок, а мы выпивали пиво в обеденном уголке, я вынужден был с ним поговорить.

– Слушай, – сказал я, – я не против кому-нибудь помогать, но теперь, когда я потерял постель и жену, я должен попросить тебя отвалить.

– Я полагаю, что задержусь еще немного, сын мой, твоя старуха – одна из лучших, что у меня бывали.

– Послушай, мужик, – сказал я, – а ведь мне, возможно, придется пойти на крайние меры, чтобы тебя удалить.

– Крутой, значит, а? Так послушай сам, крутой, у меня есть для тебя новости. Мои сверхъестественные силы вернулись. Только попробуй ебать мне мозги – можешь обжечься. Смотри!

У меня была собака. Старый Пердун. Ценности почти никакой, но по ночам брехал, в общем, сторожил сносно. Так вот, этот хрен ткнул пальцем в Старого Пердуна, палец как бы чихнул, зашипел, из него вылетел тоненький лучик пламени и коснулся Старого Пердуна. Старый Пердун зашкворчал и исчез. Его просто не стало. Ни костей, ни шерсти, даже вони не осталось. Пустое место.

– Ладно, мужик, – сказал я ему. – Можешь остаться еще на пару деньков, по после этого – вали.

– Поджарь-ка ты мне лучше бифштекс, – сказал он. – А то я проголодался, да и боюсь, уровень спермы у меня в организме упал ниже некуда.

Я встал и кинул бифштекс на сковородку.

– И картошечки мне к нему зажарь, – продолжал он, – и помидорчика ломтиками.

Кофе не надо. Бессонница, знаешь ли. Я лучше еще парочку пивка пропущу.

К тому времени, как я поставил перед ним еду, Фло вернулась.

– Здравствуй, любовь моя, – сказала она, – как дела?

– Прекрасно, – ответил он, – а кетчупа что, нет?

Я вышел из дому, сел в машину и поехал на пляж.

А у зазывалы, значит, там еще один дьвол. Я заплатил четвертак и зашел. Этот вообще никуда не годился. Размазанная по телу краска его доканывала, и он пил, чтоб окончательно не свихнуться. Большой такой парняга, но совершенно ничего хорошего. Я оказался одним из немногих клиентов. Мух там было больше, чем посетителей.

Ко мне подошел зазывала.

– С тех пор, как ты спер у меня настоящего, я чуть с голоду не подыхаю. Свой цирк, наверное, открыл?

– Слушай, – сказал я, – все, что угодно, отдам, чтоб ты его обратно забрал. Я просто хотел быть хорошим парнем.

– Ты ведь знаешь, что бывает с хорошими парнями в этом мире, правда?

– Да, в конце концов, стоят на углу 7-ой и Бродвея и торгуют номерами Сторожевой Башни.

– Меня зовут Эрни Джеймстон, – сказал он, – давай, выкладывай, что там у тебя. У нас сзади комнатка есть.